Моя дорогая разрушительница
Шрифт:
Теперь Марина панически боится всех мужчин и решится довериться только очень доброму человеку. Я ей обещал, что ты - именно такой человек, но она хочет сама убедиться в правдивости моих рекомендаций. Её главное условие – это немного времени на изучение кандидата в мужья. Если бы вы оба жили в одном городе, то вы могли бы встречаться и на свиданиях узнавать друг друга поближе, но ты же не станешь каждую неделю прилетать в Вашингтон. Марина готова прилететь в Лос-Анжелес, и остановится у тебя, но она, ни в коем разе, не может так сразу начать с тобой спать. Девушка просит предоставить вам обоим специальный проверочный период времени: три месяца
За эти три месяца вы хорошо узнаете друг друга. А после этого примете единственное правильное решение для обоих.
Так ведь и принято в нормальных семьях, ведь здесь речь идёт о браке!
Иначе, без этого условия, она не согласна лететь к тебе.
Три месяца без всякого секса!
Ты меня понял, Алексей?
Так, что ей сказать?
Ты согласен?
– Да, я согласен! Я сейчас же отправлю конверт с чеком на билет.
Я не отказался от денег Басова – они составят Маринин «НЗ», лишние деньги пригодятся ей в какой-нибудь критической ситуации там, в Калифорнии, когда меня не будет с ней рядом. Билет в Лос-Анжелес я купил ей сам.
Назавтра Марина получила расчёт у Крамеров. Хозяйка, взбешённая внезапным прерыванием контракта, вычла из Марининой зарплаты сумму, уплаченную за уроки вождения автомобиля и сдачу экзамена на водительские права. Впрочем, этот вычет имел достаточно справедливое объяснение – ведь деньги были потрачены для того, чтобы Марина сумела сама ездить за детьми в школу, в супермаркет за продуктами и по другим хозяйским поручениям. А тут Марина, только получив водительскую лицензию, уже уходит от своих работодателей. При таком раскладе Крамерам ведь не будет теперь никакой пользы оттого, что Марина стала легальным американским водителем.
Моя возлюбленная собрала свой чемодан, я подъехал к дому Крамеров после работы и мы, не заезжая ко мне домой, так как боялись слежки Клона ВВ, поехали в аэропорт дожидаться ночного рейса на Лос-Анжелес. Мы просидели в зале ожидания больше двух часов, обнявшись…
Марина плакала, а я давал ей последние наставления, как ей следует вести себя с Басовым. Я снова чувствовал себя законченным подлецом, но, говоря откровенно, в этот момент времени, я совсем не был готов к нашему с ней совместному побегу на западное побережье или ещё куда-нибудь – я не ценил нашу с ней любовь выше моей привязанности к собственной семье. Кроме этого, я уже чётко осознал уровень опасности, исходящей от Клона ВВ. Да и не был я готов к отъезду из Вашингтона, поискам новой работы. Я понимал, что Маринин отъезд поставит все обстоятельства моей жизни на свои прежние, устойчивые основы, и сделает моё существование опять простым и спокойным.
В конце своих инструкций я сказал:
– Мариша, если дойдёт дело до секса – отправь его на приём к врачу-урологу, пусть пройдёт все анализы, какие требуются в подобных случаях. Басов регулярно пользовался услугами проституток. Если он не станет слушаться - ты его попугай моим именем. Он меня очень боится и уважает.
Перед самой посадкой мы уже плакали оба: Марина в голос и со слезами, а я грустно сопел, шмыгая носом. Мы были твёрдо уверенны, что прощаемся навсегда…
Уже назавтра мне отзвонился Лёша Басов и торжественно заявил, что я теперь навечно занесен им в список его лучших друзей и близких. Данные
Прошло шесть спокойных и грустных недель со дня отъезда Марины в Калифорнию. Моя жизнь опять потекла по старому, обычному укладу. Я ни разу за это время не видел поблизости Клона ВВ и не замечал каких-либо поисковых активностей вокруг моего дома или моей машины. Я взял в компании недельный отпуск, и мы с женой и дочерью покатались на горных лыжах в Вермонте совсем, как в старые добрые времена, когда я ещё не знал Марину. Уже совсем потеплело и всюду, и в природе, и в людях, чувствовался скорый приход настоящей весны. Мои телефоны и устройства для записи сообщений на работе и дома ещё не разу не показали на своём табло ни один номер телефона из Калифорнии.
И тут, вдруг, наконец, позвонила Марина и сразу же начала рыдать в телефонную трубку:
– Аленький, любимый, пожалуйста, забери меня отсюда…
Я долго держалась и очень старалась, но выдержать этого человека абсолютно невозможно!
– Маленький, наконец, ты позвонила…
Почему его выдержать невозможно? Он что, тебя обижает?
– Нет, он меня совершенно не обижает. Он меня полностью извёл своими занудством, повышенным вниманием, шахматами и сексуальной озабоченностью.
– Маришенька! Это всё полная ерунда. Потерпи...
Ты ведь была готова на всё, а теперь капризничаешь. Тебе нужно ещё, хоть немного, потерпеть – нужно убедиться, что Клон ВВ испарился из Виржинии, и Синдикат больше тебя не ищет в этом штате.
Ты можешь потерпеть, ну, хотя бы ещё пару недель?
– Нет, я больше не могу терпеть, я лучше покончу с собой. Ты думаешь, что я капризничаю. Этого человека не сможет выдержать ни одна женщина на свете. Он повесил на стену большой календарь, очертил карандашом трёхмесячный период со дня моего приезда, и каждый день, демонстративно вздыхая, отмечает крестиком закончившийся день собственного воздержания. Когда закончился первый месяц, мы даже сходили в шикарный ресторан – отметить завершение одной трети оговоренного срока. Он постоянно меня ощупывает, обнюхивает и похлопывает по самым разным местам. Вчера он купил серебряный медальон, насильно отрезал у меня локон волос и теперь носит мои волосы на своей груди.
Как оказалось, он собрал коллекцию локонов от всех женщин, с которыми он когда-то был близок и хвастается мне этой коллекцией.
Несколько раз я случайно видела, как он копался в грязном белье, приготовленном мной для стирки, а потом, в упоении, нюхал мои пользованные трусики. Каждый вечер он признаётся мне в большой любви, становиться передо мной на колени и просит втайне нарушить твою с ним договорённость о запрете секса на три месяца. При этом у него всегда обильно течёт слюна изо рта…
Моё счастье, что он тебя очень уважает и боится – иначе у меня давно бы закончились все аргументы против нарушения вашей договорённости, а так я просто называю твое имя, и он немедленно успокаивается.
Он часами говорит о шахматах и шахматистах, он насильно, каждый вечер, учит меня играть в шахматы.
Он сделал десятки моих фотографий и расставил их повсюду, на работе, в его офисе, и дома. Всем своим соседям он уже представляет меня, как свою жену.
Я больше не могу находиться с ним рядом, я погибаю…