Моя другая жизнь
Шрифт:
Я и потом много писал и много путешествовал. Когда я женился на Алисон, мы переехали в Юго-Восточную Азию. Тогда, в 1969 году, я и мои коллеги по английскому отделению Сингапурского университета встретились с Бёрджессом в китайском ресторанчике. Он сделал остановку по пути в Австралию. Из-за разницы в часовых поясах у него был невыспавшийся, усталый вид и опухшее лицо, как у человека, принимающего сильные лекарства. Он был пьян и страдал от несварения желудка, но искренне возмущался тем, как к нам
— Английская литература, наверное, величайшая в мире, — говорил Бёрджесс, попивая джин и покачиваясь на деревянном табурете. Над головой у него трещал вентилятор, вокруг висели вяленые утиные тушки и стояли подносы с куриными ножками. — Ну а поскольку литература связана с проблемами морали, это одна из самых цивилизованных сфер человеческой деятельности. Неудивительно, что политики так против вас ополчились.
— Мне плевать, — сказал я на это. — Я хочу стать писателем.
— Я вас читал, — отозвался Бёрджесс. — Вы уже писатель.
— Я хочу сказать — профессиональным писателем, — уточнил я.
— Только держитесь подальше от Голливуда. Скотт Фицджеральд говорил: «Кино до добра не доводит, и надо упираться до последнего». Вот, полюбуйтесь на меня. Мои отношения с Голливудом — типичный пример любви без взаимности. А «Заводной апельсин» принес мне всего пятнадцать тысяч сингапурских долларов.
— Я отсюда уеду, — произнес я доверительным тоном.
— Оставайтесь в Сингапуре, пока можете писать. Не подцепите только москитовую лихорадку. Она сначала превратила мою первую жену в алкоголичку, а потом и вовсе убила ее. Вы почувствуете, когда настанет пора уезжать.
Вскоре я уволился из университета с тем, чтобы давать частные уроки поэзии Гарри Лазарду. Это был прыжок в неизвестность, и приземлился я в Лондоне. Словно беженец, я год жил на правах «иностранца, временно проживающего в Соединенном Королевстве», а потом получил разрешение на постоянное жительство с женой Алисон и двумя сыновьями.
С тех пор прошло пять лет. И вот, принимая участие во встрече с Бёрджессом, я впервые встретился с Сэмом Летфишем. Уже потом, во время одного из наших совместных ланчей, я упомянул о своем пребывании в Сингапуре.
— Мне нравятся куски про Сингапур в «Малайской трилогии» Бёрджесса, — отозвался на это Летфиш. — У меня в Сингапуре был приятель, Гарри Лазард.
— Я его тоже знал.
— Я был его адвокатом в крупном деле о фальшивых сертификатах на грузы военного назначения.
— А я давал ему уроки поэзии.
— С Фейетт познакомились? — поинтересовался Летфиш.
— Конечно, — кивнул я и подумал, стоит ли рассказывать об этом знакомстве подробнее.
— В шестидесятых у
Я попытался представить себе, как эта крупная блондинка, еврейка из Южной Каролины, ведет наступление на диктатора, получившего у себя на родине прозвище Большой Трах.
— Она ничем не лучше меня, — сказал Летфиш. — Даже хуже. — И добавил: — Мужьям от таких штучек делается сильно не по себе.
— Гарри познакомил меня с Натаном Леопольдом. С тем самым убийцей, — сказал я.
— Гарри — такой же псих, как и я, — отозвался Летфиш.
— Интересно, где он теперь?
— В Израиле, наверное, — ответил Летфиш. — Он тяжело перенес уход Фейетт. Вы, кажется, сказали про уроки поэзии?
Я рассказал, как было дело.
— Он еще хуже, чем я!
Я подумал, что Сэма Летфиша знаю не лучше, чем знал Гарри Лазарда. И его бывшую жену. Сэм Летфиш знал меня весьма поверхностно. Я плохо знал Бёрджесса, Летфиш и вовсе его не знал. Тем не менее мы барахтались в мелком пруду знакомых имен и сплетен и притворялись, что это и есть настоящая жизнь.
Бёрджесс тогда еще жил в Англии. Я полагал, что он поселился то ли в Фулеме, то ли в Патни, короче, в одном из западных лондонских пригородов у реки. Тогда мы оба занимались критикой, наши рецензии появлялись в еженедельниках и воскресных приложениях, мы продавали свои рецензии в «Гастон». Но после того как Летфиш стал проявлять настойчивость — ему до зарезу хотелось увидеться с Бёрджессом в частной обстановке, — я выяснил, что тот живет в Брайтоне, «там, где неба не видно из-за чаек».
— Наверное, он поселился в Хоуве, — предположил Летфиш. — Там у него жил Эндерби. — Речь шла о персонаже из романа Бёрджесса. — Помните, когда его навещает Веста Бейнбридж?
Я решил, что Летфиш опять путает жизнь и искусство, но оказалось, он прав. Когда я снова увиделся с Бёрджессом в «Гастоне», я спросил его насчет этого, и он подтвердил, что действительно живет в Хоуве, на южном побережье, но думает в ближайшее время оттуда уехать.
— Ненавижу здешнее освещение, — сказал он. — Мне нужно больше солнца. Не могу работать в этих чертовых потемках.
И еще он ненавидел британские налоги. «Хватит, надоело», — говорил он. Одно время Бёрджесс подумывал, не переехать ли в Ирландию, но он был слишком ирландец, чтобы обрести там покой и уют. Он отправился на Мальту, но она показалась ему гнетущей и напичканной священниками. Тогда он переехал в Монако, потом посетил Италию и вообще неплохо попутешествовал. Он ездил с лекциями по Соединенным Штатам и возил с собой ролики «Заводного апельсина». Он показывал этот фильм, чтобы произвести впечатление или просто позабавить свою аудиторию.