Моя душа

Андерсон Наталья

– Девушка! У Вас всё в порядке?
– услышала я мужской голос.
– Ночью одной хо­дить по трассе опасно! Садитесь в машину, я подвезу Вас до города!

Открыв дверцу, я села в машину. Хоть тепло! – по­думала я и стала засыпать.

– Девушка, девушка! Вам куда?
– сквозь сон услышала я голос водителя.
– Господи, что с Вами? Может Вас в больницу отвезти?

– Не надо меня ни в какую больницу, я здесь выйду!

– Но куда же Вы пойдёте? Ведь ночь на дворе, транспорт не ходит! Скажите куда Вам ехать, я отвезу Вас прямо домой!

– Спасибо, но у меня нет с собой денег!

– Да плевать мне на деньги! Когда-нибудь отдадите!

– Тогда отвезите меня к маме!

* * *

–

Господи, Лидочка, что случилось?
– испуганно вскрикнула мама, увидев меня на пороге своей квартиры.
– Вася! Иди быстрее сюда, к нам Ли­дочка, моя доченька пришла!

В прихожую вышел мужчина в семейных трусах, почесал затылок, взял меня под руку, проводил на кухню и усадил за кухонный стол, заставленный немытой посудой и пустыми кон­серв­ными банками.

Господи! Мама же никогда не пила!
– испуганно подумала я, увидев под столом гору пустых бутылок.
– Что это ещё за Вася?

– Знакомься, это Василий Петрович!
– представила мне мама небри­того мужика, с сильным перегаром изо рта.
– У меня тут не прибрано, но ты не обращай внимания - мы с Васенькой вчера посидели немного, я ещё ничего не убирала!
– смущённо попыталась она запахнуть халат, обнажавший её ноги, покрытые узловатыми синими венами.

За то время что мы не виделись, мама очень изменилась - её красивое лицо заплыло, губы потрес­кались, взлохмаченные волосы давно не знали рас­чёски, а её груди беспомощно свисали под застиранной тканью.

– Ей надо похмелиться! – мудро изрёк Василий Петрович, почё­сывая небритое лицо и извлёк из-под стола бутылку водки.

Мама щедро сервировала стол рыбными консервами, кислой капу­стой и даже открыла баночку маслинок. После первой рюмки водки мне стало намного легче, в голове прояснилось, а по телу разлилось живительное тепло.

– Наливай, Василий Петрович, по второй! – оживилась мама.

И мы начали похмеляться. Похмелье незаметно перешло в пьянку, пьянка затянулась и у нас начался процесс неконтролируемого запоя. Дни и ночи пролетали как в тумане, а мы всё пили и пили. Когда водка заканчивалась Василий Петрович бегал в магазин и приносил ещё. Сколько дней это продолжалось - не знаю. Когда я выруба­лась, засыпая прямо на ку­хонном диванчике, мне снились сны, больше похожие на кошмарный бред. Однажды мне приснилось, что я бегу через густой лес, а за мной го­нятся голодные, злые волки. Догнав меня, они рвут на мне одежду, царапают своими грязными, волоса­тыми лапами. Ожесточённо отбиваясь от них, я с ужасом понимала, что это никакие не волки - это здоровенные мужики с сильным перега­ром, исходившим из их от­крытых вонючих пастей, пытаются меня изнасиловать, а стоящая невдалеке от нас Галка, со звериным оскалом на лице, снимает всё это на камеру.

– Ах ты тварь такая! – услышала я сквозь сон.
– Тебе своих кобелей мало так ты ещё и на мо­его Васеньку позарилась?

Я открыла глаза и Галка тут же превратилась в маму. Стоя надо мной с перекошенным от злости лицом она выкрикивала какие-то ругательства, а Василий Пет­рович, низко опустив голову, что-то сбивчиво ей объяснял.

Моё куценькое оде­яло сползло на пол, коротенький халатик сбился, во всей красе обнажив моё ничем не прикрытое тело. Плохо соображая, что происходит, я одёрнула ха­лат, и неожиданно почувствовала что-то липкое, размазанное у меня по всему животу и бёдрам. Пронзённая ужасной догадкой, я моментально пришла в себя. Вскочив с диванчика я обследовала себя, но слава Богу, между ног у меня всё было сухо! Посмотрев на притихшего Василия Петровича, я перевела взгляд на маму.

– Убирайся!
– заорала она на меня, брызгая слюной.
– Сама не живёшь и людям не даёшь! Пришла тут,

моего Васеньку совращать. Лежишь, пизду свою бритую выставила - ни стыда, ни со­вести нет! Вали на хер отсюда, шлюха бесстыжая!

Я с сочувствием посмотрела на маму, налила себе ста­кан водки, выпила залпом и ушла не попро­щавшись. На этот раз я ушла даже без тапочек. А на дворе уже была поздняя ночь.

Куда теперь идти?
– с содроганием думала я.
– Я, дура безмозглая, по своей глупости лишилась всего! У меня нет ни квартиры, ни машины, я практически го­лая и босая. У меня нет ни денег, ни даже паспорта! Телефон и кре­дитные карточки - всё осталось у Галки. Я не могу себе даже пожрать купить!

Умостившись на подокон­нике у окна на лестничной клетке, я ре­шила: - ничего, подремаю до утра, а там видно будет!

Утро в аду

Утро в аду. Начинается преображенье:

В нас проникает язвительный ангельский смех...

Чувство вины и всеобщее лёгкое жженье

Вдруг переходит в безжалостно режущий свет...

Спать на узком подоконнике было очень неудобно. Я дважды вскакивала от того что начала падать, к тому-же было очень холодно, а мой лёгенький домашний халатик едва прикрывал мой голый зад. Под утро меня начало мутить. Сейчас стошнит!
– подумала я и, выбежав на улицу, согнулась в рвотных позы­вах. Освободив желу­док, я выте­рла рот рукавом и, оглянувшись по сторонам, увидела стоявших рядом со мной двух бомжей с большими клетчатыми сумками в руках.

– Чего ты тут блюёшь, свинья гряз­ная?
– набросился на меня бомж в изодранной куртке.
– Дома не могла поблевать? Надо нам тут всё обга­дить?

– Да подожди ты, Николай! Не видишь, ей плохо!
– вмешалась бомжиха в старом пальто. – Ты кто такая, я тебя что-то раньше здесь никогда не видела! Вроде не из наших, а выглядишь не­важно! Из больнички сбежала, что ли?

Я покачала головой и пошла прочь.

– Да погоди ты! – окрикнула меня бомжиха. – Куда ты собра­лась? Сейчас менты загребут, по голове надают, оттрахают и куда-нибудь в лес завезут. Там и сдохнешь, как собака, если сразу не прибьют! Пошли со мной, от­дохнуть тебе надо! Подберём тебе что-нибудь на жопу напялить, а то срамотой своей на всю улицу светишь. По­шли милая, пошли!

– Меня зовут Надя, - приветливо представилась она, спускаясь в подвал соседнего дома.

Подвал, в который мы пришли, был на удивление чистеньким и благоустроенным. В углу стоял диван, за ширмочкой висел рукомойник.

– Умойся, милая, и надень вот это, – протянула она мне какую-то одёжку.
– Всё чистое, сама стирала. А ­потом может чего по­лучше подыщем, тут хорошие вещи люди на мусорку выбрасы­вают, иногда и вовсе новые, совсем не ношенные.

Брезгливо копаясь в куче старого хлама, я подумала: - в такую холодину мне любая тряпка сгодится. И так, что тут у нас? Футболка, куртка спортивная, трусы мужские семейные. Ну что ж, лучше в мужских трусах ходить, чем вообще без трусов лазить! А это что? Мужские босо­ножки 42 размера? Ладно!
– вздохнула я.
– Если застёжку потуже затянуть, ходить можно!

– На вот, покушай! – поставила передо мной Надя чашку буль­она, кусок курицы и пакет виноградного сока. – Не переживай – всё из мага­зина! Думаешь, мы тут вообще уже конченые, с по­мойки жрём? Поешь и ложись, отдохни немного, а нам с Николаем на ра­боту надо. Итак время на тебя столько потратили, скоро мусоро­воз приедет, а мы сидим тут с тобой, обновки меряем.

Они ушли, а я поела немного и прилегла. Уже засыпая, я вспомнила отрывок из стихотворения Анны Миляевой, и от­клю­чилась.