Моя фронтовая лыжня
Шрифт:
"Ну и молодцы!
– с завистью подумал я, засыпая.
– У них еще хватает сил не только на ужин, но и на анекдоты".
Философ оказался прав: к подъему меня пробрало "до самых печенок-селезенок". Дело усугубилось еще тем, что спина моего незнакомого напарника абсолютно не грела. Не то что фунинская!
Вскочил, встряхнулся. Б-р-р-р... как холодно! Не надо по-цыгански высовывать палец наружу - всем телом ощущаю, что и внутри сарая мороз под тридцать.
Но почему на меня уставились ребята? Почему собрались
– А наш архангел Гавриил совсем с фрицами сдружился!
– Под Мясным Бором этак задушевно беседовал с ними...
– А тут всю ночь с рыжим фрицем в обнимку проспал!
С фрицем в обнимку? Что за ерунда! На дворе уже утро, свет сквозь щели частично проникает внутрь сарая. Всматриваюсь в моего, лежащего в неизменной позе, напарника... И наконец соображаю: мертвый немец! Шинель не наша длиннополая, темно-мышиного цвета. Босой и без шапки. Лицо заросло густой рыжей щетиной.
А дальше, в самом углу сарая, еще несколько десятков мертвых немцев. Лежат навалом. Видимо, как и в Земтицах, трупы собрали в одно место, чтобы затем эвакуировать в тыл. Но вывезти не успели.
"Мой" немец лежал немного в стороне от штабеля. К нему-то я и "пришвартовался" в темноте.
Глядя на груду мертвых гитлеровцев, Философ рассуждает:
– Так вот какие вы, фашисты! Моему деду Ерофею довелось еще с турками воевать. Бывало, читает, читает Библию, затем прикроет книгу и вслух беседует сам с собой: "Осподи, сколько разных чудных народов во время оно на свете жило! Моавитяне, египтяне, израилитяне, филистимляне, амалекитяне, вавилоняне... Разве упомнишь всех. Свой глаз - алмаз: поглядеть бы, какие они из себя были? Мне сдается, все они на турок смахивали..." А на кого вы смахиваете, фашисты-разбойники? Пожалуй, похожих на вас быть не может.
Закончив свой монолог, адресованный ко всем лежащим в углу сарая мертвым гитлеровцам, Философ обратился персонально к "моему" немцу. Даже присел перед ним на корточки.
– И зачем же ты, рыжий фриц, послухался своего сумасшедшего фюрера? За какой надобностью полез в Россию, добрался до самого Волхова? Видишь, как хреново получилось! Закопают тебя в мерзлое болото, ом вырастет над тобой багульник или болиголов - и никто из твоих родных не узнает, где ты сгинул, куда твои косточки подевались...
Бритье по-ольховски
После утренней поверки и завтрака в приказном порядке: бриться. И не только побриться - сменить подворотнички и вообще привести себя в гвардейский вид. Ожидается дивизионное и полковое начальство, оно устроит нашему лыжбату смотр.
Нелегкая это задача в такой обстановке приводить себя в божеский, то бишь гвардейский вид! На сильном морозе куда легче работать ломом и пешней, чем иглой и бритвой. Процедура бритья осложняется еще тем, что лица у всех у нас сильно обветрены, у иных даже слегка обморожены, кожа
Со скрежетом зубовным бреемся. И вдруг тах-тах-тах - зачастили зенитки. И где-то неподалеку послышались разрывы падающих бомб. Пока длился на, одни в суматохе поразливали теплую воду, у других она остыла. На недобритых щеках и подбородках засохло мыло.
Опять греем воду, опять намыливаем щеки и подбородки. Костер горит внутри сарая. Чтобы не загорелся дощатый пол, посреди насыпан толстый слой песку и сверху положено несколько листов гофрированной жести. Это сделали постояльцы ольховских апартаментов, ночевавшие здесь до нас.
Вовсю торопимся. Вот-вот опять наят "юнкерсы". Вот-вот нагрянет начальство, а мы не готовы.
Но начальство нас врасплох не застало. Мы успели-таки привести себя в гвардейский вид. Выстроились на опушке леса. И с большим удовворением, даже с гордостью обнаружили: а ведь, несмотря на потери под Мясным Бором, наш лыжбат еще имеет вид. Особенно внушительно выглядит строй после выполнения команды: "Лыжи на плечо!"
– Вот теперь бы показать нас прикамцам!
– горделиво говорит Итальянец.
– А то все зубоскалили: чалдонбат да чалдонбат...
– Р-разговорчики!
– одергивает нарушителя старшина Кокоулин.
Общая команда: "Кру-у-гом!" Оказывается, начальство появилось совсем не с той стороны, откуда его ждали. Наш комбат отдает рапорт комдиву. Генерал-майора Андреева сопровождают командир 8-го гвардейского полка - уже довольно пожилой подполковник - Никитин, комиссар полка Филиппов и еще несколько старших офицеров.
Начальство идет вдоль строя. К выправке не придирается. Выборочно осматривает лыжи, автоматы, обмундирование. Комдив задержался напротив Авенира. Ростом генерал не высок, на нашего правофлангового ему приходится смотреть снизу вверх.
– Как звать, товарищ боец?
– Рядовой Гаренских, товарищ гвардии генерал-майор!
Десятки раз наш великан принимал рапорты, условно изображая из себя больших начальников, вплоть до генералов. А сегодня впервые довелось самому рапортовать генералу. Не условному, а самому настоящему.
– Вот это гвардеец!
– с восхищением сказал своим спутникам генерал и опять обратился к Авениру: - Откуда родом? В каких краях русские матери производят на свет этаких богатырей?
– Из Нижнего Тагила, товарищ гвардии генерал-майор.
– Значит, уралец. Тогда все понятно! А почему такой огромный вещмешок? В нем ничего лишнего нет?
– Да как будто ничего лишнего, товарищ гвардии генерал-майор. Сухой паек, запасные портянки и белье, запасные диски к ручному пулемету. Да еще пара сапог. А они у меня не маленькие - сорок восьмой номер...
– И валенки и сапоги? Богато живете! У остальных лыжников тоже так?
– Весь батальон еще в запасном получил и валенки и сапоги.
– А ну-ка, покажите ваши чудо-сапоги.