Моя герцогиня
Шрифт:
Луиза зловеще усмехнулась:
— Уж не думаете ли вы, что будет трудно найти того, кто осмелится заглянуть за шахматную доску?
— О нет, что вы! — горячо запротестовала Джемма. — Не стоит понимать мои слова слишком буквально! Когда вы говорите о шахматной доске, сразу кажется, что я имела в виду недостаточный объем корсажа. Право, ни за что в жизни не сказала бы ничего подобного! Не сомневаюсь, что многие джентльмены довольствуются, мягко говоря, и более скромным предложением. — Она демонстративно отвела взгляд от абсолютно нормальной груди маркизы, словно
Луиза не удержалась и резко вздохнула.
— Поверьте, это комплимент, — добавила Джемма. — Не сомневаюсь, перед вами не устоит ни один мужчина. Только надо подойти к делу с умом.
Она помолчала.
— Конечно, кроме моего дорогого Элайджи. Ах, до чего же он верен!
— Английские мужчины меня не интересуют, — заметила маркиза, возвращаясь к лимонному кексу. — Почти все они невероятно грубы, а галстуки у них завязаны неопрятно и бесформенно. — Она неопределенно взмахнула рукой. — Вашим соотечественникам не хватает той врожденной элегантности, которая свойственна французскому двору, не говоря уже об изяществе манер и галантности.
— Да, насчет элегантности вы, пожалуй, правы, — согласилась Джемма. — Но в то же время некоторые из англичан обладают мужественной красотой, которая лично мне немало импонирует. Вот, например, мой супруг, герцог Бомон, чрезвычайно напоминает Жерара де Ридфора, но, к счастью, начисто лишен жеманства. А ведь всем известно, что Мария Антуанетта назвала месье де Ридфора самым красивым мужчиной Парижа.
— Ваш супруг, — задумчиво повторила Луиза. — Помнится, ходили какие-то странные слухи. Впрочем, скорее всего пустые. — Она раскрыла веер и прикрыла лицо до самых глаз.
Джемма равнодушно пожала плечами:
— Любой скандал, в котором упоминается имя герцога, — чистой воды вымысел.
— О, еще бы! — воскликнула маркиза. — Именно поэтому вы и уехали во Францию много лет назад. Кажется, верный супруг заявил, что любит другую.
— Свою любовницу, — уточила Джемма нестерпимо равнодушным тоном.
— Но каким же замечательным оказалось решение покинуть страну! Помню ваш первый светский сезон в Париже: ни придворной тонкости, ни тени очарования, рожденного изощренным вкусом! Теперь совсем другое дело. — Луиза выразительно подняла брови. — Конечно, вы стали значительно старше, но до сих пор сохранили игривую, безыскусную манеру одеваться.
— Да, Версаль многому меня научил, — хладнокровно подтвердила Джемма. — Даже не представляете, насколько невинной я туда приехала. Искренне верила, что герцог любит свою содержанку. Сейчас даже трудно приставить, что можно до такой степени
Маркиза воспользовалась передышкой, чтобы собраться с силами для нового выпада.
— Невероятно, столько суеты и переживаний из-за какой-то любовницы. — Она закатила глаза и энергично замахала порванным веером.
— Я была очень молодой.
— Как хорошо, что вам удалось сохранить память. Многие с трудом восстанавливают в уме события далекого прошлого.
— Видите ли, я очень жадная. — Джемма настойчиво продолжала гнуть свою линию. — Мое — это мое. Любую попытку завоевать моего мужа я воспринимаю как самое страшное из оскорблений. Хотя ему всего лишь казалось, что он неравнодушен к давней знакомой, гневу моему не было конца. Что и говорить, я вела себя совсем по-детски. Именно в Париже я поняла, что, чтобы завоевать сердце супруга, следует смотреть на его эскапады сквозь пальцы.
Маркиза принялась за третий кекс.
— Лично я рассматриваю любовниц как неотъемлемую часть мужского мира, своего рода необходимую и неизбежную составляющую. Они выставляют подруг напоказ с тем же рвением, с каким дамы демонстрируют украшения и веера. Должно быть, таким способом удовлетворяется — не знаю, как это сказать по-английски — атоиг ргорге?
— Тщеславие, — без труда перевела Джемма. — Да, полагаю, вы правы. Но я была юной, порывистой — и умчалась во Францию. К счастью, Элайджа вскоре осознал ошибку и больше не засматривался на других.
— Не понимаю, каким образом ваше легкомысленное поведение могло наставить герцога на путь целомудрия, — ядовито произнесла Луиза.
— Ну, хорошо, — начала объяснять Джемма. — Задумайтесь, маркиза. Вашему мужу никогда не приходилось беспокоиться о том, что симпатии жены окажутся на стороне другого — того, кто способен составить серьезную конкуренцию. Он волен гулять, влюбляться, волочиться — все, что угодно, — в полной уверенности, что супруга сидит дома и преданно ждет.
Маркиза нервно жевала кекс.
— Никогда не опущусь до его уровня!
— Полагаю, вам просто не довелось встретить мужчину, которого вы сочли бы равным своему Анри, — успокоила Джемма. — Лично я настолько привередлива в отношении мужчин, что с трудом переношу, когда маркиз де Пертюи начинает старательно подбирать каждый кусочек и вычищать тарелку. Ну и аппетит, скажу я вам! Прекрасное качество в мужчине, — добавила она весьма Неубедительно.
— Хотите сказать, что Анри толстый? — насторожилась Луиза.
— Нет-нет, что вы! — запротестовала Джемма. — Мужчине в его возрасте пристало иметь солидный живот. Некое свидетельство серьезности намерений, основательности и прочих подобных достоинств. — Она поспешно вскочила. — Ах, до чего же чудесно мы поболтали! Я бы с удовольствием предложила вам свою модистку, но беда в том, что никогда и никому не называю ни ее имени, ни адреса — даже самым близким из подруг. В Лондоне ей нет равных, а если заплатить в три раза больше, она умудряется создавать платья из воздуха, иногда даже на следующий день!