Моя горькая месть
Шрифт:
Фраза эта царапнула: «деньги — мелочь». Мелочь ли? Или только для таких, как Влад? Вряд ли в том конверте была хоть сколько-то существенная для них самих сумма, а для меня, наверное, она была бы состоянием. Заработком за год.
Деньги важны, как бы я их ни не любила. И мне нужен свой доход, нельзя, чтобы Влад во всем за меня ноги переставлял. Такое плохо заканчивается. Пора выбираться из нашей квартиры, и в реальную жизнь возвращаться: обзвонить учеников, «обрадовать» их возвращением к ненавистной некоторым из них игры на фортепиано и урокам
И к Кате на работу сходить, наконец.
Это ведь она опеку натравила на меня? Некому больше, но… зачем?!
— Вер, чего задумалась? — Влад накрыл мою ладонь своей — большой, сильной, чуть шершавой. — Что с тобой?
Что со мной? Я трезветь начинаю, от шока отходить. Казалось, всегда метаться буду как раненный зверь, но Поли нет уже десять дней, и многое изменилось. Есть Влад, близость которого дурманит, есть паника, что дочь больше не увижу, но все сглаживается, и от этого страшно. В привычное русло входит, а к отсутствию ребенка нельзя позволить самой себе привыкнуть — жутко это. И страшно, что ничего у Влада не получится, и я забуду, как моя собственная дочь выглядит!
— Вера…
— Я понимаю, что надоела тебе уже, но, Влад, — прервала его, решившись, — почему я не могу увидеть Полину? Ладно, забрать не позволят — это понятно. Но договорись хотя бы, чтобы мне ее на пять минут позволили на руках подержать. Или я просто рядом постою, посмотрю на нее, даже не дотронусь. Разве законно вот так отнимать ребенка, не уведомив меня, что с ней, жива ли, здорова?
— Тебе не позволят ее увидеть, — он встал, и вышел из кухни, а я за ним, в коридор. — Вера, тебя ведь в издевательствах над ребенком обвиняют. В таких случаях пускают других родственников, но не…
Не мать, которая свою же дочь била и голодом морила, да. Но Влад — отец, и плевать, что не так я хотела рассказать ему о Полечке, зато хоть его к ней пустят — родного человека! А значит, пора рассказать.
… - не тебя. Да вообще пока никого не пустят, на карантине она с другими малышами. Вер, — Влад обулся, встал в проходе, и посмотрел на меня строго, — ты ведь понимаешь, что я все делаю, чтобы девочку тебе вернуть? Я невозможное сделаю, но она с тобой будет.
— Полина, — напомнила я тихо, и Влад едва уловимо поморщился, и у меня сердце кольнуло.
Для него Полина — нечто абстрактное. «Она», «ребенок», а не Полина или дочь. И сколько бы я ни старалась приучить Влада к мысли, что скоро нас трое станет, сколько бы ни рассказывала ему о Поле, такое чувство, что он все мимо ушей пропустил.
То, что для меня самое важное, для Влада — пустой звук.
— Сегодня съезжу кое к кому, если понадобится — заплачу, но постараюсь ускорить процесс, — услышала я еще одно обещание, и губы поджала. Устала я уже от обещаний, надоели. А Влад объятия раскрыл, и позвал: — Иди уже ко мне.
Противиться этому приглашению сложно, и я подошла, уткнулась в его грудь носом, вдохнула родной, любимый запах. Всем телом прижалась, греясь, силу забирая, которой
— Просто потерпи, — прошептал он, и губы прижал к моему лбу. — Это оказалось небыстрым делом, и время понадобится. Месяц, два… не знаю, сколько, это медленная машина. Да и бюрократию никто не отменял, но я все сделаю. Клянусь, Вера. Ты только позволь мне действовать самому. Просто жди. И не плачь, хорошо?
— Хорошо, — пообещала, искренне надеясь обещание это сдержать. — А теперь иди уже. Я пока учеников обзвоню, пора возвращаться к работе. Ты ведь не против?
— Если ты этого хочешь, — Влад поцеловал меня, и вышел за дверь.
Не все ученики обрадовались моему «выздоровлению», но их родители приняли новость о возобновлении занятий с энтузиазмом, и мне снова тоскливо стало. Я любила музыку всегда, даже когда не знала, с какого бока подойти к роялю. Слышала мелодию, и барабанила пальцами по столу, по забору, по коленям своим, и представляла, что это я играю, это я инструментом оВладеваю.
А потом мечтать начала, что прославлюсь, и стану такой же знаменитой, как Мацуев. Мое имя на афишах, и мое фото: темное платье, с разрезом до колена, скромное декольте и собранные волосы. Минимум украшений, можно одними серьгами обойтись. Тысячи взглядов на меня обращены, на то, как я играю, и в них и восхищение талантом, и эмоции. Музыка — искусство, и каждый видит в ней что-то свое, навеянное глубинами памяти. Для кого-то «Лунная соната» — это всего лишь будильник, а для меня — история любви, под конец которой сердце почти останавливается.
Но на смену этой мечте — глупой, ребяческой, пришла иная: как я учу Полину. Сначала гаммам, а затем можно и «К Элизе» — простую, но мелодичную мелодию, которую я освоила в восемь лет, как заниматься начала. А лет с одиннадцати уже можно будет и любимого Рахманинова исполнять, пусть и не в полную силу.
Я ведь нервная, сцены боюсь, а Полина, я знаю, вырастет смелой и яркой.
И все у нее получится!
Только для этого она должна со мной быть.
Влад, я и правда вижу это, все возможное и невозможное делает. При мне звонил юристу, при мне переписывался с больницей, в которой Поля была в первые дни на обследовании. Я вижу, и я ценю, но черт возьми, я должна и сама хоть что-то предпринять!
Пора просыпаться! А значит, нужно самой поговорить с теми, кто забрал Полину, и выяснить уже все с Катей.
Решение было принято. Телефон я спрятала в сумку, и вышла из квартиры.
Глава 14
Так странно эти дни пролетели: все мое время Влад занимал, и так часто рядом был, что я будто бы и разучилась уже одна находиться. Как и передвигаться самостоятельно, и жить, и вообще думать. А ведь Влад пока лишь эпизод в моей жизни, и больше я думала о нем, чем рядом была.