Моя идеальная
Шрифт:
— Быстрее, Тёма... Быстрее... — хрипит Миронова и крепче сжимает ноги на пояснице, подрывая бёдра навстречу при каждом толчке.
— Насть, — сиплю. Горло сжимает спазмом. — тебе не больно?
— Мне будет больно, если... — разбивается стоном на очередном выпаде. — Если ты и дальше будешь меня мучать. Быстрее, любимый, пожалуйста. Я не рассыплюсь.
Ой, зря она это сказала. Поводок спущен. Цепи разорваны. Контроль на хуй. Мозги в отключку. Самоконтроль к чертям. Пускаюсь в пляс.
Вдалбливаюсь в неё со всей, сука, силой и голодом, желанием и похотью. Вбиваю член по самое не хочу, звонко хлопая
— Артём! — разбивается криком, кончая.
Ощущаю, как сокращаются и пульсируют стенки её влагалища, крепче сжимая и обволакивая эрекцию. Стискиваю челюсти и с трудом делаю ещё несколько резких толчков и, выдёргивая член, заливаю спермой живот и бёдра. Падаю сверху и просто, сука, стараюсь дышать. Хотя эта функция мне, кажется, больше не доступна. Хватаю воздух короткими урывками, но он тут же вылетает обратно, отказываясь усваиваться в лёгких. Моя девочка тоже дышит только поверхностно. Немного приподнимаюсь на локтях, хотя руки так трусятся, что держаться запредельно сложно, и смотрю в лицо любимой девушки.
— Ты как? — выдавливаю сипло и, не выдержав веса собственного тела, падаю головой ей на грудь.
Мотор хуярит на космических скоростях, прошибая рёбра. Всё нутро трясётся. По всем мышцам мандраж. Жилы на разрыв. Кости в вату. В башке пустота. Перед глазами туман, но я собираю все остатки воли и сосредотачиваюсь на реакциях моей девочки.
— Как я, Тём? — шипит, периодически ухватывая кислород. Напрягаюсь до грани, хотя казалось, дальше некуда. Что нет так? Где накосячил? — Охуенно, любимый! — смеясь, добивает зеленоглазая ведьма и скользит ладонями по моей голове, распутывая пальцами слипшиеся от пота волосы.
— Я люблю тебя, родная. — выбиваю, подтягиваясь вверх и целуя её губы.
Самые вкусные. Самые сладкие. Самые любимые. Самые желанные.
— Я тоже люблю тебя, Тёмочка. — обрывается и грызёт губы. Замечаю алую каплю и слизываю языком. Запихиваю все воспоминания и последствия, связанные с этим вариантом имени в выгребную яму своей души. — Извини, Артём. Я помню, что ты ненавидишь, когда тебя так называют, просто вырвалось. Я так сильно тебя люблю что...
— Всё нормально, родная. — хрипло отзываюсь, оставляя несколько коротких поцелуев на её лице. — Я уже говорил, что от тебя приму всё, что угодно. Называй меня как хочешь.
— Но, Тёма...
Закончить фразу не даю, прижимаясь к её рту губами.
— Малыш, я уже говорил и буду повторять снова и снова. С тобой всё иначе. Я никогда никому не позволял называть меня любым вариантом имени, кроме Артёма, но от тебя я хочу слышать их все. Ты и так подняла со дна слишком многое, так что... скажи снова.
— Я люблю тебя, Тёма. Тёмочка. Артём. Мой любимый, мой родной, мой лучший, мой идеальный, мой самый-самый, Тёмочка. — тарабанит, не прекращая копошиться в моих волосах.
Принимаю. Всё принимаю. Никаких негативных эмоций больше нет, только одуряющее счастье.
— Насть, — выбиваю хриплым полушёпотом, — как ты себя чувствуешь?
Моя девочка замолкает, опускает ресницы и словно прислушивается к своим ощущениям.
— Выше облаков, Тём.
Глава 15
Даже звёзды не горят так ярко, как её глаза
Как бы ни хотелось снова войти в её охеренное тело, закусываю слизистую и перекатываюсь на бок, прижимая к себе любимую девочку. Ещё задолго до этого момента знал, что после первого раза надо как минимум пару дней подождать, чтобы разорванные ткани затянулись. Готовил себя к этому, но сейчас еле выгребаю, чтобы не накрыть её собой, не нырнуть в жаркие глубины и просто не начать её трахать. Уверен был, что после первого перепиха станет легче и я не буду хотеть мою малышку каждую грёбанную секунду, но хер-то там. Желание ещё нестерпимее становится. Познав весь мировой кайф, сосредоточенный в её влагалище, хочу её ещё сильнее прежнего. Член рвётся в бой, даже и не думая падать. Яйца поджимаются и ноют. Похоть с новой силой воспламеняется и поджигает все нервные окончания, настроенные исключительно на то, чтобы ощущать любимую каждой клеткой.
Настя всё ещё мелко трясётся и зарывается лицом в шею. Провожу дрожащими руками и по её вспотевшей спине и ягодицам.
До сих пор не вдупляю от чего меня так коноёбит. Сколько у меня было секса? Скольких я трахал? Даже не делаю попыток сосчитать, ибо и так знаю, что дохуя и больше, но с моей Настей всё, блядь, иначе.
Каждый раз, поднимая руку вверх, чувство такое, будто к ней кирпич привязан. Всё остальное тело в обратку же ощущается расслабленным и обмякшим. Всё, кроме долбанного, неконтролируемого, живущего своей собственной жизнью хера, который продолжает гордо покачиваться и рваться внутрь моей девочки.
Миронова дробно выдыхает и вскидывает голову. Опускаю на неё взгляд и вижу, как горят её глаза. Зелёным пламенем пылают, освещая этим светом всю мою жизнь. Они моя путеводная звезда и за ними я готов шагнуть в любую бездну, зная, что выберусь из самого Ада, лишь бы быть с ней.
— Люблю тебя, маленькая. — выбиваю хриплыми интонациями и целую сладкие губы. — Самая сладкая на свете. Сама вкусная... — сиплю сбитым шёпотом, не отрываясь от мягкой плоти.
Сильнее втискиваю в себя податливое тело. Помню, что нельзя сейчас идти на второй заплыв, но тормозить, сука, не выходит. Опускаю руки ниже, одной сжимая задницу, а другой накрывая промежность. Она вся мокрая, скользкая, липкая и обжигающе-горячая. Настя подаётся навстречу и прижимается крепче. Пробегает губами по плечам, верхней части грудины, шее, прикусывает за подбородок и обводит языком мои губы.
Контроль? Нет, блядь, не слышал о таком.
Нельзя? Кто придумал это долбанное слово?
Тормоза? Они для трусов.
Хочу? Вот это, сука, прям в тему.
Толкаю девушку на спину и заваливаюсь сверху. Целую и целую. Ласкаю губами и языком. Обжигаюсь её рваным дыханием. Пью сладкий нектар её губ, не прекращая движения пальцами у неё между ног. Не напираю, внутрь не проникаю, но размазываю густую ароматную смазку по лепесткам, клитору, лобку, ягодицам и анусу.
Башню срывает конкретно, когда моя родная тихо стонет мне в рот и выгибает поясницу.