Моя идеальная
Шрифт:
— Не называй так, Ангел. Я же просил. — отбивает тихим рычанием.
— А я просила не называть меня Ангел.
Его брови смыкаются на переносице, а глаза сканируют моё лицо.
— Ты очень красивая, Ан... Настя. — улыбаюсь ещё шире. — И улыбка у тебя охуенная.
Он тоже улыбается, хотя и кривится от боли. Мне так хочется обнять его. Поцеловать. Сказать, как сильно он напугал меня и до какого безумия я его люблю, но сейчас это может лишь навредить. Для Артёма я — чужой человек.
Представьте себе ситуацию: просыпаетесь в больнице, а на
Сейчас мы начинаем сначала. Это наша вторая встреча, и нам только предстоит познакомиться. Это пиздец как сложно. Это нереально трудно. Это неподъёмно тяжело. Но у меня нет выбора. Отпускаю его руку и, слегка толкнув в бок, командую:
— Подвинься. — бирюзовые глаза расширяются, но Северов слегка сдвигается по кровати, и я ложусь рядом, опустив голову ему на плечо. — Я знаю, что ты не помнишь меня, Артём, но мы знакомы уже больше двух лет. Мы учимся в одной академии, только на разных специальностях. Я иду на сотрудника следственного комитета, а ты изучаешь оперативное дело.
— Я знаю, на кого учусь. — бурчит обиженно. — Но тебя всё равно не знаю.
— А Вику Заболоцкую?
— Тохину девку?
Киваю, соглашаясь.
— Она моя лучшая подруга.
— Это должно что-то мне сказать? — слышится раздражение в его голосе, но я не намерена отступать.
— А знаешь, когда они начали встречаться?
— Мне так-то похуй. — встречает мой злобный взгляд и добавляет. — Недели две назад. Я как раз сачковал.
— А помнишь, почему ты не ходил на занятия?
Северов закрывает глаза, силясь отыскать причину, но когда ничего не выходит, злобно отталкивает меня от себя и рычит:
— Да что ты доебалась до меня?! Ты, блядь, не Ангел, а Дьявол во плоти! Тебе то что?
— А то, Северов, что ты, твою мать, помнишь всё и всех, кроме, блядь, меня. — срываюсь в ответ. Помню, что обещала быть терпеливой, но хрен-то там. Его упрямство может быть непробиваемым. — Это тебе ни о чём не говорит? Как сам думаешь, что у тебя должно было произойти с девушкой, чтобы ты её забыл на хрен?!
Парень раздувает ноздри, а на скулах мелькают желваки.
Давай, Тёмочка, злись, потому что я на грани.
— Я должен был её выебать. — отрезает тот самый заносчивый засранец, которым он был в самом начале нашего знакомства. — Знаешь, как это работает? Пришёл. Увидел. Победил. Трахнул. Забыл.
Не смотря на установки, из глаз вытекают слёзы обиды. Я знала, что просто не будет и за один день он меня не вспомнит, но на самом деле всё оказалось намного сложнее.
Лицо любимого смягчается, и он ловит пальцами слезинки. Совсем как раньше. Я даже готова поверить в то, что он потерял память, но не чувства.
— Почему ты плачешь, Ангел? — шепчет ласково, задевая своими губами мои. Как раньше. Но всё же иначе. — Не плачь, маленькая.
Всхлипываю ещё громче. И пусть он не помнит. Пусть для него я всего лишь "одна из", но я так не могу. Толкаюсь навстречу его губам и целую. Этот поцелуй получается слишком горьким,
Я забываю о том, где нахожусь и о том, что в палату в любой момент могут войти. Забываю о его ране. Мне необходим этот контакт, пусть и без любви.
Даже когда мы сходили с ума, растворяясь в нашем безумстве, я всегда ощущала в нём сдержанность. Тёма всегда перекрывал боль — лаской. А сейчас он грубо толкает меня на спину и кусает за горло, как какую-то бесчувственную самку. С силой сжимает промежность, причиняя не только дискомфорт, но и ощутимую боль. Следующий укус оставляет на щеке. Раньше он всегда зализывал эти отметины, но не сейчас. Слёзы перекрывают видимость. Это не мой любимый Тёма. Сейчас он — Артём Северов , для которого я — очередная подстилка.
С силой отталкиваю его с себя и слетаю с кровати. Первый порыв сбежать, но я собираю волю в кулак и оборачиваюсь уже на выходе.
— Если ты хочешь меня, Тёмочка, то тебе придётся вспомнить!
Остаток дня провожу в полном раздрае, мотаясь от отчаяния к отчаянию. Всё должно было быть не так. Я собиралась действовать иначе, но ничего не вышло. Его близость делает меня слабой, хотя от неё же я подпитываюсь силой.
Выматываю себя домашними делами, чтобы не рассыпаться на части. Стираю, глажу, готовлю обед, хотя есть и не собираюсь. Кусок в горло не лезет. Вытираю невидимую пыль. Пылесошу несуществующий мусор. Несколько раз прохожусь тряпкой по и без того чистым полам.
Вечером прихожу к коматозному состоянию и приговариваю оставшееся вино. Так легче. Не так больно. Не так сложно.
Едва касаюсь головой подушки, проваливаюсь в беспокойный сон. Просыпаюсь ещё более разбитой, чем вчера. Всю ночь мне снились кошмары: кровь, раны, окровавленные ножи и камни, кладбища, могилы. Меня колотит даже после обжигающего душа и двух кружек горячего кофе.
Выхожу из дома и пешком иду в больницу. До неё топать около двадцати километров, а приёмные часы начнутся только через три с лишним часа. Этого времени достаточно, чтобы немного прийти в себя.
Яркое солнце заливает осенние улицы своим светом, согревая землю тёплыми лучами. Пожелтевшие листья переливаются и задорно шелестят. Но я ничего этого не замечаю, продолжая копаться в невесёлых мыслях и выстраивать тактики поведения с Севером.
В палату вхожу без стука и сразу опускаю задницу на кровать рядом с парнем. Не давая ему опомниться, обнимаю за шею, осторожно, помня о его ране, запускаю пальцы в волосы и притягиваю голову к себе. Целую нежно, хоть и жадно. Сама прорываюсь языком ему в рот. Едва мужские руки ползут к моему телу, отстраняюсь. Мы оба задыхаемся, только по разным причинам. Я от переизбытка эмоций, а Тёма от желания. Под тонким покрывалом отлично виден бугор в паху. Соскальзываю с кровати и отхожу на два шага, когда он пытается снова заключить меня в объятия. Шумно выдыхаю и до отказа забиваю лёгкие вязким кислородом. Сердце гремит на разрыв.