Моя королева
Шрифт:
– Теперь ваш черед попробовать.
Элизабет быстро отступила на шаг:
– О нет, я не знаю эту песню.
Эйтни засмеялась:
– Да ведь любая песенка подойдет, мисс. Просто звук вашего голоса убедит ее подоиться. Какую-нибудь песенку вы знаете? Ну, давайте, попытайтесь.
Элизабет нерешительно подошла к скамейке, но ей с ее юбками понадобилось гораздо больше времени усесться, чем Эйтни. Эйтни же с любопытством посмотрела на кринолин Элизабет, но промолчала. Она только уговорила ее прислониться щекой к коровьему боку и протянуть руки к ее вымени. Шкура коровы оказалась мягкой, а не жесткой, как
Заняв удобное положение, Элизабет закрыла глаза, глубоко вздохнула и запела старинную песенку, которую выучила еще в детстве…
Рыцарь чужеземный из земли полночной
к нам приехал, чтобы в жены взять меня,
и к себе, сказал он, в край чужой, полночный,
как жену он хочет увезти меня…
Когда Элизабет открыла глаза, она просто не поверила тому, что увидела.
– Она доится! Она дает молоко! Эйтни усмехнулась:
– Нет, девушка, это вы ее доите. И у вас очень хорошо выходит! Когда ведерко будет полное, у нас будет не завтрак, а просто пир.
Вскоре Элизабет и Эйтни вместе шли через пастбище. В корзине лежали яйца от несушки, а в ведерке плескалось молоко. Они дружески беседовали, подходя к дому, а коза трусила рядом. Солнце уже стояло высоко в небе, омывая долину мягким светом. Щебетали птицы. Цвел вереск. В Хайленд пришло лето.
– Обычно в это время года мы, женщины, перегоняли овец на летние горные пастбища среди холмов. Пока нас здесь нет, на полях растет хлеб. Но в горах теперь рыщут королевские солдаты – ищут славного принца, так что мы держимся ближе к дому, так безопасней. Держим скотину здесь, внизу, и беспременно зима будет худая.
– А как вы думаете, принца поймают? – спросила Элизабет.
Эйтни мягко улыбнулась:
– Нет, ни в коем разе!
– По дороге сюда мы слышали, что тот, кто его выдаст, получит в награду тридцать тысяч фунтов. Тридцать тысяч – это очень много. С такими деньгами человеку не придется страдать от плохого урожая или холодной зимы.
– Но честь настоящего горца не покупается и не продается, мисс. Ни за какие деньги.
То же самое говорил ей Дуглас.
– Я бы пригласила вас выпить чаю, – сказала Элизабет, когда они вошли в низенькую дверь дома, – но думаю, что вода давно остыла.
Она жестом указала на стол, где с раннего утра стоял нетронутый чайник.
– Но ведь это очень просто поправить, мисс.
Элизабет смотрела, как Эйтни подошла к очагу и щипцами вытащила из огня маленький плоский камень. Она открыла крышку чайника и бросила в него камень, который тихо булькнул, опускаясь на дно.
– Вот вода быстренько и согреется. А теперь попробуем сварить кашу.
Элизабет взглянула на нее.
– Я не очень-то сведуща в стряпне. И не умею варить кашу.
– И этот парень оставил вас на весь день голодной? – Эйтни покачала головой. – Идем, барышня, я научу вас варить кашу так, как учила меня матушка. Это просто, нужен только навык.
Спустя полчаса в котелке над огнем пузырилась вкусная каша, а на решетке испеклись круглые мягкие лепешки. Эйтни
Эйтни принесла в корзинке крыжовенное варенье и свежее масло, и они вместе выпили целый чайник чаю. Женщина показала Элизабет, как едят кашу настоящие скотты.
– Берете полную ложку горячей каши и окунаете в миску с молоком, а потом кладете в рот. Тогда она бывает самая вкусная.
Элизабет проглотила ложку каши и закрыла глаза, потому что теплая овсянка усладила ее голодный желудок. Это было восхитительно. То немногое, что оставалось, она отдала козе, блеющей у дверей.
Большую часть дня женщины занимались обычными делами по хозяйству. Эйтни объясняла, Элизабет во все вникала. Они сходили к ручью, который бежал позади фермы у подножия холма, и Эйтни показала девушке, как отмыть тарелки с помощью песка и веток. Пока кухонная утварь сохла на солнце, женщины набрали камыша для плетения корзин и других вещей, а также полевых цветов и трав, чтобы поставить в доме. Из картошки, морковки, капусты и сушеной пикши, которые Эйтни принесла с собой, они поставили вариться густой суп, медленно кипевший на огне до ужина. И все время Эйтни без умолку рассказывала о Дьюнакене и о детстве Дугласа.
– Ох, и упрямый же это был парнишка, – говорила Эйтни, разбирая чернильные орешки, которые они набрали, чтобы сварить из них чернила. Эйтни обещала показать Элизабет, как чинить гусиные перья для письма. – Тяжело ему было, уж это верно, потерять мать и отца совсем мальчонкой.
Поскольку Эйтни явно хотелось поговорить, Элизабет воспользовалась возможностью узнать побольше о шотландце.
– Значит, Дуглас не был якобитом в отличие от его брата Йена?
– Так уж было во время этого восстания, мисс: брат вставал на брата, клан шел на клан. Это больше всего тревожило Дугласа, потому что Маккинноны были верны шотландским королям сыздавна.
– Почему же Дуглас не выступил на стороне молодого претендента?
Хотела Эйтни защитить Дугласа или она просто не знала ответа, но она только улыбнулась и сказала:
– Об этом, мисс, лучше спросить самого Дугласа. Солнце клонилось к закату, когда Эйтни взяла наконец свою корзинку, явно собираясь домой.
– А вам непременно нужно идти? – спросила Элизабет. Ей очень понравилось, как они провели время, и вовсе не улыбалось остаться одной.
– Мне рано вставать, мисс, ведь завтра день стирки.
– А вы не… – Элизабет запнулась. – Вы не станете возражать, если я к вам присоединюсь?
– Разумеется, мисс. Я зайду за вами после завтрака.
И с этими словами Эйтни Маккиннон ушла.
Глава 15
Килмари-Хаус, остров Скай
Дуглас вошел в кабинет старшего брата своего отца, двадцать девятого тана их клана, Йена Даба Маккиннона из Стратхерда.
Его дядя сидел у высокого окна, выходившего на покрытую шрамами синюю базальтовую поверхность горы. Когда Дуглас вошел в кабинет, снаружи солнце сияло, а Йен Даб дремал. Очевидно, он уснул за чтением, потому что его седеющая голова склонилась к раскрытой книге, а подбородок опустился на грудь.