Моя"крыша" - Кремль
Шрифт:
— Мирон, потом закончишь с приборкой! — Лещенко кивком указал помощнику на дверь. — Побудь ка с полчаса наверху! Чайку, что ли, пока попей?
Сунув в уголок рта сигарету, он посмотрел на сплошь седого мужика, в котором даже родня вряд ли сразу признает своего мужа, брата, отца.
— Да, Литвинов, в дерьмовую ты угодил ситуацию! Сам то что думаешь обо всем этом?
— Какие есть варианты? — оглядев их поочередно слезящимися глазами, спросил нефтяник.
— Вот это уже другой разговор, — одобрительно сказал Сценарист. — Среди версий, объясняющих ваше внезапное исчезновение, может быть и такая: в связи с тем, что вам
— Хорошо, — тяжело сглотнув, сказал нефтяник. — Я вас внимательно слушаю… э э э… товарищи…
— Нет, господин Литвинов, — вкрадчивым тоном произнес Сценарист. — Это мы вас внимательно слушаем. Расскажите ка для начала нам про ваше "Братство колец".
Литвинов, выглядевший сильно подавленным и решивший для себя, кажется, что никакие секреты и никакие денежные суммы не стоят его единственной драгоценной жизни, поведал им довольно любопытную историю, некоторые детали которой, впрочем, уже были известны.
Аферу с уводом активов и части ценных бумаг "дочек" компании "Ространснефть" они, то есть группа бизнесменов и близких к ним чиновников, — Литвинов, по просьбе Сценариста, перечислил их всех, набралась в аккурат чертова дюжина народа, — замыслили еще в пору дефолта, но года три четыре этот смелый проект находился в стадии изучения и рассмотрения на предмет возможных последствий его реализации. Надо сказать, что не все однозначно одобряли эту идею, находились и скептики, которые, не отвергая целиком всю задумку, приводили множество всяких сложностей, всяческих "но" (многие приводимые ими доводы "против" рационально учли, другие же отбросили напрочь, поскольку бизнес, особенно крупный и особенно в такой стране, как Россия, требует всегда определенной дозы риска).
Постепенно внутри этой спаянной бизнесом и многолетней дружбой компании предпринимателей и чиновников образовался еще более узкий круг, в который вошло пятеро самых самых, готовых взять бремя лидерства на себя. А именно: господа Борткевич, Голубев, Литвинов, глава второй "дочки" — "Балттрансойл" — Борис Липкин и Аркадий Серебрянский, перед которым были открыты все двери в Белом доме на Краснопресненской и для которого специально временно освободили пост директора Федерального комитета по ценным бумагам (его, впрочем, до этого тоже занимал один из своих людей), который он предпочел осторожно занять с приставкой "и.о.".
У кого именно из этой "могучей кучки" возникла идея учредить "Братство колец", Литвинов точно сказать затруднился — точно, что не его первым посетила эта мысль. Озвучил ее, кажется, Серебрянский, когда они втроем — без жен, кстати говоря, — присутствовали как то на самой фешенебельной вечеринке Европы (Аркадий Львович, Игорь Борткевич и сам Литвинов). Дело было в Монако, где дается ежегодный благотворительный бал и где состоятельные люди жертвуют на
Литвинов, признаться, отнесся к этой идее как к чему то не очень серьезному. Но по обрывочным разговорам среди "своих" он понял, что остальные отнюдь не против, чтобы заиметь "символы". И что те же Серебрянский с Борткевичем выписали специальные каталоги и внимательно изучают не только то, что выставлено на продажу в Москве, в ювелирных бутиках в Третьяковском проезде, в галерее у Никитских Ворот или на Кузнецком Мосту, но и на знаменитых Пятой авеню в Нью Йорке, Бонд стрит в Лондоне и в других подобных точках.
Так и не найдя ничего подходящего, решили — держа это в строгом секрете: заказать "коллекцию" в Париже, у одного из местных ювелиров, который привык иметь дело с самыми самыми богатыми. Последний специально отобрал камни: черный, розовый, голубой и редкий "двухцветный" алмазы, сделав для них "русскую" огранку, которой, как известно, в мире нет ничего лучше, а также два сравнительно небольших, но очень чистых, редкой красоты камня: изумруд из Венесуэлы и вывезенный из Северного Афганистана рубин.
Да. Хотя их входило только пятеро в узкий круг, всего перстней было изготовлено шесть (один, без именного вензеля, сделали как бы про запас). Скинувшись, потратили на эту затею без малого полтора миллиона евро. Когда Литвинову вручали его "символ", Серебрянский то ли в шутку, то ли всерьез сказал примерно следующее: "Береги эту штуковину, Миша, как зеницу ока. Сейчас перстень стоит примерно четверть "лимона", но могут настать времена, когда ему реально не будет цены…"
Кому достался шестой перстень из их секретной "вандомской" коллекции, Литвинов точно не знал. Как не знал и того, в чьих руках сейчас может находиться данное ювелирное украшение.
Объяснил он эту свою неинформированность тем, что Серебрянский и Борткевич располагают в общем предприятии несколько большими долями, нежели остальные их деловые партнеры. Именно этим двоим предстояло как то меж собой решить, кому именно продать, передать или обменять на услуги и некий "властный ресурс" последний из их коллекции драгоценный "символ": частному лицу, крупной компании или банку, какому нибудь вице премьеру, от которого тоже может зависеть успех всего их предприятия, или же — а почему бы и нет? — одному из небедных иностранных граждан…
На попытки "товарищей чекистов" уточнить, кто же может быть этим шестым, или, если угодно, "джокером" в их уже сложившейся колоде, нефтяник лишь отрицательно покачал головой: вполне возможно, сказал он, что партнеры уже продали кому нибудь часть своей доли, одновременно передав тому или иному контрагенту шестой по счету "символ" из будущего финансового успеха. Свое решение согласно внутренней договоренности Серебрянский и Борткевич должны были объявить перед остальными своими партнерами не позднее середины марта, то есть не позднее даты президентских выборов в России. Но случилось то, что случилось: у кого то, по всей видимости, не выдержали нервы, чья то недобрая рука спутала им все карты…