Моя любовь, моё проклятье
Шрифт:
— Вот как?! — Ремир развернулся вместе с креслом к Максу. — Макс, ты…
Но договаривать не стал, сдержался, стиснул челюсти, только глазами сверкнул, затем обратился к Анчугину:
— Разыщи его, выдерни хоть из-под земли и привези сюда. Плевать, где он, что делает и что там у него случилось. Чтобы вечером был здесь.
Анчугин коротко кивнул и поднялся с кресла, потом, словно что-то вспомнив, снова присел.
— И ещё одно, Ремир Ильдарович. Вы просили выяснить всё по Горностаевой. Вот тут, — он потряс папочкой, — всё, что удалось собрать…
— Давай сюда, — протянул руку Ремир. — И можешь
Как только Анчугин вышел за дверь, Астафьев повернулся к нему, вопросительно выгнув бровь.
Долматов неожиданно смутился:
— Макс, только не начинай, не надо.
— Ладно, как скажешь, — хмыкнул Астафьев. — Ну, давай читай, что там про неё Анчугин накопал. Интересно же.
Но Долматов не спешил открывать папочку — придавил сверху ладонью и, посмотрев на Макса с лёгким раздражением, качнул головой.
— Нет уж, один почитаю.
Астафьев усмехнулся, однако спорить не стал, удалился. Но минут через двадцать снова наведался:
— Рем, я всё понимаю, но мне только что из «Сибтелекома» позвонил… Э-э? У тебя отчего такое лицо? Что-то не то вычитал? — Макс кивком указал на папку.
— Да всё то… Ну то есть… в общем, лучше сам взгляни, — Ремир придвинул папку Астафьеву.
Пока тот читал, он, подперев щеку рукой, смотрел в окно…
Всё это совершенно не укладывалось в голове и никак не вязалось с её образом. В принципе, чёрт с ним, с образом. Тут, если уж честно, многое домыслил он сам, мог и ошибиться где-то с выводами.
Да, его бесило её легкомыслие. А манера держаться прямо-таки сводила с ума, хотя и цепляла в то же время, что уж скрывать. Но всё это стало казаться вдруг неважным, несущественным, а собственная злость — глупой, необоснованной и эгоистичной. Разве можно винить девчонку за то, что после такого удара она ещё пытается как-то жить и прячет за этими своими улыбками горе и безысходное отчаяние?
Ремир помнил, как у самого сердце рвалось, как с тоски выть хотелось, когда не стало отца. При том что у него всё-таки осталась какая-никакая мать и всегда был рядом Макс. А у неё в одночасье вся семья погибла. Вся! Мать, отец, сестра… И не отчислили её, выходит, а перевелась на заочное, чтобы и учиться, и работать, и тяжелобольного ребёнка растить. Племянницу…
А ему Полина сказала на собеседовании, что дочь… Ну да, она ведь её удочерила.
— Нифига себе, — присвистнул Макс, когда дочитал. — А ты не знал, что у неё ребёнок болен?
— Откуда?
— Ну, вы же сблизились.
— Мы не сблизились. Макс, мы просто переспали один раз. Беседы по душам мы тогда не вели.
— И что теперь думаешь?
— Да я вообще не знаю, что и думать. Так всё по-уродски вышло.
Макс взглянул на него с насмешкой.
— У-у, как тебя скрутило. На тебе аж лица нет. Первый раз тебя таким вижу. Хотя, вот честно, не понимаю — чего ты так паришься? Возьми да замути с ней, ну что проще? Она, конечно, злится на тебя из-за увольнения. Но ты ей растолкуй, что служебные романы здесь недопустимы, вот и пришлось, дескать. Ну и потом с лечением помоги, там, наверное, какие-то лекарства нужны… Может, клинику для ребёнка организовать хорошую? Девочка ей хоть и не родная дочь, но всё равно для женщин это много значит. Вот увидишь, растает твоя Полина, простит и ещё сама к тебе примчится. И будешь потом гонять
— Во-первых, не буду. А во-вторых, всё не так просто. Она думает, что я всё специально подстроил, ну типа отомстил ей.
— За что?! — хохотнул Макс. — Что подстроил?
— Да всё.
Долматов с минуту колебался — рассказывать Астафьеву или нет? В принципе, тот был в курсе той истории в лагере, фотографии даже видел. Вот только остальных действующих лиц он не знал.
Собственно, тот случай они никогда и не обсуждали. Ремир стыдился, а Макс проявлял деликатность.
Да даже спустя годы затевать эту тему было неловко, но сейчас он пребывал в такой растерянности, в таком душевном раздрае, что непременно хотелось поговорить, поделиться, посоветоваться, в конце концов.
— Помнишь тот случай в «Голубых елях»? — решился наконец.
— Ты про свои эротичные фотки? — расплылся в улыбке Макс. — Как не помнить! До сих пор жалею, что такие ценные кадры не сохранил себе на память…
Ремир вздохнул, взглянул устало.
— Ещё постебёшься или будешь слушать дальше?
— Да, прости… — а сам всё равно поджимал губы, чтобы не рассмеяться. — Слушаю, слушаю.
— Да, собственно, слушать тут и нечего. Это она была на том складе, со мной. В смысле, розыгрыш тот она подстроила. Я в неё тогда влюбился сильно, ну и она вот так пошутила…
Улыбка мгновенно сошла с лица Макса.
— Она? Вот эта милая, улыбчивая девушка Полина и есть та сука?
— Ну ты тоже давай… не говори так про неё, — нахмурился Ремир.
— Пардон. И есть та… э-э… шутница с искромётным чувством юмора? Хотя ты прав, может, она и изменилась. По юности кто не косматил? А сейчас вон племяшку растит, хлопочет, тогда как некоторые матери на родных-то детей забивают и куролесят со всякими Толиками…
— Макс!
— Ладно-ладно. Только я не понял: почему она решила, что ты ей мстил? Она тебя что, не узнала?
— Нет. Во всяком случае, сразу не узнала. А вот сегодня, оказывается, узнала. И решила, что я специально её взял на работу, чтобы переспать и выгнать.
— А это не так?
— Да, конечно, нет! Я и сам не знаю, с чего тогда так на неё набросился.
— Тут-то как раз всё понятно — закончил начатое. Дурочка просто не знает, что ты до сих пор по ней…
— Ничего я не до сих пор, — пресёк его Ремир.
— Оно и видно, — к Максу вновь вернулась прежняя весёлость.
— Что тебе видно? Просто я поступил с ней по-скотски, тогда как у неё вон какая ужасная ситуация. Естественно, мне теперь не по себе. Но ты прав, я могу сделать для неё что-нибудь… с лечением вот помочь. Только она, по-моему, не примет никакую помощь. Обиделась…
— Ну, это решается просто. Поговори напрямую с врачами. Анчугин же указал, что там за больница. Спроси, вдруг что нужно.
— Угу, — кивнул, соглашаясь, Долматов. — Сегодня, может, и заеду.
— А надо признать, хорошо она на тебя влияет.
— В смысле?
— Нууу… Стоянов, гляжу, уже по боку? — хмыкнул Макс.
— Не дождёшься! Просто одно другому не мешает.
Анчугин отзвонился вечером, сообщил, что коммерческий как сквозь землю провалился. Дома его нет, по родственникам прокатились — тоже не нашли, сотовый отключён.