Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
Понимаю, что пытаюсь давить на него. Ровно настолько давить, насколько силёнок хватает…
– Прости, Карамелька, – с сожалением произносит отец. – Но любовь к собственным детям, это не только бесконечные поглаживания по голове. Быть родителем – это значит вовремя подхватить проблему и постараться помочь тебе справиться с ней.
– Нет у меня никакой проблемы, – визжу на весь дом. – Ты не слышишь меня? – сбрасываю папки с края стола. За ними же летит грёбаный анализ и подставка
Папа сжимает скулы и тяжело вздыхает. Злится.
– Мы с мамой видим обратное, Мия. Ты стала дёрганной, резко похудела, в прошлом месяце пришёл штраф за проезд на запрещающий сигнал светофора, стала хуже учиться, и у тебя испортились отношения со сверстниками. Ну, а про вчерашнее я уже вообще молчу, – заканчивает речь тоже на повышенных тонах.
– И поэтому твоя дочь наркоманка? – взрываюсь.
– Тогда объясни всё это, – тоже поднимается с места, нависает сверху. – Чтобы я понял!
– Ничего я объяснять тебе не буду, – выплёвываю ему в лицо. – Больше никогда… Никогда не подходи ко мне, я знать тебя не хочу.
– Мия, прекрати, – успокаивающе проговаривает отец.
Резко отворачивается и качает головой. В ярости очерчиваю взглядом опущенные плечи. Хочется сделать ему больно. Также, как он мне своим недоверием. Тем, что выбирая между дочерью и бумажкой, выбрал второе.
– Это всё, потому что у вас родилась Камилла, да? – шепчу сквозь слёзы.
Отец разворачивается и поражённо вскидывает брови:
– Откуда этот бред в твоей голове?..
Тянет ко мне руки, но я их со злостью отпихиваю.
– Ниоткуда, – шепчу тихо и бегу в свою комнату.
Там первым делом хватаю телефон со стола и пытаюсь найти контакт Мирона, но тут же вижу, как в комнату входит папа.
– Извини, но телефон мне придётся у тебя изъять.
– Да больно надо, – фыркаю и откидываю мобильный обратно на стол. – Пожалуйста.
– Потом верну. И ключи от машины. Пожалуйста.
– Они на тумбочке в прихожей, – равнодушно отвечаю и укладываюсь на кровать.
– А запасные?
– О. Б.О.Ж.Е. – рычу на весь дом. – Надеюсь, ты получше спрячешь столовое серебро, папочка, а то твоя дочь-наркоманка всё отсюда вынесет.
– Это не смешно, – произносит отец. Подхватывая коробку с запасными ключами и удаляясь из моей комнаты.
Строю ему мордочку и отворачиваюсь к стенке.
Чуть позже хлопает входная дверь. Тут же срабатывает звук сигнализации. По всей видимости, папа ушёл к Громовым, а дом поставил на охрану, чтобы я не сбежала. Ну и пусть.
Слёз практически не осталось, поэтому я равнодушно пялюсь в потолок.
А ведь в чём-то папа прав… За месяц моя жизнь кардинально поменялась.
Кому это надо и главное, зачем?
Тая
Энж? Да ну… У неё ведь свои заботы. Как бы Костика своего выцарапать, да сумку отхватить покруче. По-моему, Попову больше ничего не интересует. На мои успехи она всегда реагировала полным равнодушием.
Кто ещё?.. Думай!
Пожалуй, круг замкнулся…
Есть ещё Милованова… Но не думаю, что она стала бы опускаться до такого.
Мысли возвращаются к домашним, и я вдруг понимаю, что сильно скучаю по мамочке. Уверена, если бы она была дома, то не позволила бы папе разговаривать со мной в таком тоне.
Чуть позже вспоминаю про Громова… и про то, что он никогда меня не простит. И больше не придёт.
Это осознание добивает меня.
А потом…
За окном слышится жуткий грохот, словно что-то упало, а Рыська начинает шипеть, как сумасшедшая, и кидаться на шторы.
Подскочив на месте, поднимаюсь с кровати и поправляю короткие спальные шорты с майкой. Слабость накатывает от усталости.
Я вообще решила, что объявлю голодовку. В знак несогласия с отцовскими методами.
Грохот повторяется.
Пытаясь унять внутреннюю дрожь, подбираюсь к окну и открываю занавеску.
Тут же вздрагиваю, отпрыгнув в сторону…
Быть не может.
Быстро отворяю створку и, округлив глаза, наблюдаю, как в комнату из окна заваливается Громов.
Собственной персоной.
Чёрная куртка и спортивные штаны в липком снегу, волосы выбились из-под шапки, руки покраснели и обветрились, а пылающее лицо мрачнее тучи.
– Холодно, пиздец, – жалуется Мирон, активно растирая ладони и скача на одном месте.
Смотрю на ковровое покрытие, которое тут же усеивается снегом. Потом снова перевожу взгляд на ночного пришельца.
Глазам не верю.
Смотрим друг на друга в упор.
Я ошарашенно, Громов - хмуро и немного раздражённо. Будто я в чём-то виновата. Прозрачные глаза жадно исследуют мой внешний вид.
– Привет, – шепчу, смущаясь и заправляя за уши взъерошенные подушкой волосы.
Потому что расчёске и ванной я тоже объявила бойкот.
– Привет, соседка, – отвечает Мирон грубовато. – Амфетаминчику не найдётся?..
Глава 36. Мирон и Мия - побег.
Амфетаминчику не найдётся?
Морщусь.
Сердечко при виде Громова дребезжит, как сумасшедшее. Вот-вот выпрыгнет, не поймаешь.
Ещё две минуты назад, казалось, жизнь кончена… насовсем. А сейчас сил нет сколько её во мне, этой самой жизни.