Моя (не)любимая бывшая
Шрифт:
А впрочем, что мне мешает прогуляться?
Проветрюсь, заодно и мысли проветрю тоже. Дойду до кафе, выберу что-то вкусное, съем, авось полегчает. Но сначала в аптеку. Раз уж решилась, надо подкупить медикаментов.
Я переодеваюсь в джинсы, свитер. Беру сумочку, надеваю пуховик.
Спускаюсь, ежусь от зимнего ветра, когда выхожу на улицу. Там уже успело стемнеть и изрядно похолодать.
Спешно шагаю до аптеки — она всего в квартале от дома. Покупаю необходимое, чтобы уже раз и навсегда решить для себя вопрос, что мне
А когда выхожу из аптеки, вдруг наталкиваюсь на какого-то амбала, который берет меня под руку.
Обалдеваю от такой наглости.
— Отпустите! — пищу не своим голосом.
А он и не думает этого делать. Больше того, к нему присоединяется второй амбал. Они подхватывают меня с обеих сторон и несут к затонированному джипу, который припаркован в нескольких метрах.
Всего несколько секунд — и я оказываюсь запиханной внутрь.
Забыв о всякой осторожности, я кидаюсь к двери, хочу заверещать на всю улицу.
И вдруг слышу громоподобный голос амбала под номером один:
— Снежана Ивановна, нам велено доставить вас в целости и сохранности, не усложняйте нам задачу, пожалуйста.
— Кем велено? — тихо спрашиваю.
— Барсегом Артуровичем, — следует недвусмысленный ответ.
Он меня похитил!
Глава 36. Та самая ночь
Барсег
Я вышагиваю по двору, напряженно вслушиваюсь в гул движения автомобилей. В частном коттеджном поселке, где я снял двухэтажный дом, движение более чем спокойное, почти нет проезжающих мимо, на въезде охрана. И все же иногда слышу шум работающего мотора.
Все жду, жду…
Когда же ее привезут.
Ежусь от морозного ветра и все равно не ухожу в дом, продолжаю вглядываться в освещенную фонарями ночную улицу.
Хочу увидеть Снежану в ту же секунду, когда мои люди ее доставят.
Я все понимаю.
Наши отношения превратились в такое дерьмище, что их уже ничто не исправит. Уж конечно, я не улучшаю их, отправив за ней телохранителей.
Но будь я проклят, она вынудила меня сделать этот шаг!
Не позволю… Не допущу, чтобы из-за глупой гордости или бабской дурости она пошла на аборт.
Она его не сделает!
Я ей не дам…
Не позволю, и все тут.
И если Снежана думает по-другому, то она плохо меня знает.
Это же мой первенец!
Она на святое покусилась — на моего первого ребенка. Больше того, первого ребенка в роду. Она вообще соображает, что мне сегодня наговорила? Какую жуть несла своими красивыми губами, за которыми прячет ядовитый язык?
Меня аж всего перекосило, когда Снежана нагло заявила, что не станет мне рожать. Как будто я — самое мерзкое животное на земле, которое недостойно даже смотреть на нее, не то что делать ей детей и ожидать, что она выносит потомство,
Вот только я — не животное.
Я человек, который вполне в состоянии обеспечить своего ребенка всем, что только может понадобиться. Абсолютно всем! В том числе и наличием матери, которая его выносит.
Наконец я слышу звук подъезжающего автомобиля.
Жужжат автоматические ворота, открываются во всю ширь. В ярко освещенный двор въезжает черный затонированный внедорожник.
Оттуда выскакивают два охранника.
И…
Все.
— Где она? — рявкаю, подлетев к машине.
Один из телохранителей указывает на заднее сиденье.
Только сейчас замечаю в окне верхушку головы. Подхожу, заглядываю в распахнутую дверь.
Снежана и вправду там.
Забилась в самый угол, обняла себя руками и, кажется, плачет.
— Барсег? — стонет она со всхлипом.
У меня от ее жалобного голоса сжимается сердце.
В эту минуту она кажется мне такой беззащитной и трогательной, что я теряюсь, не знаю, как реагировать. Весь гнев, какой еще минуту назад испытывал, куда-то исчезает. Становится просто нестерпимо ее жаль.
Запугал девчонку! Она ж, наверное, и не поняла ничего. Схватили, привезли… Хоть и велел действовать с максимальной осторожностью и сказать, что от меня. Раз от меня, значит по умолчанию безопасно. Она ведь это понимает? А если нет?
Все, чего хочу, — защитить.
— Снежана, девочка, — зову ее ласково. — Иди сюда, все хорошо. Позволь, помогу вылезти…
С этими словами маню ее к себе, подаю руку.
О чудо! Действует.
Она хватается за мою ладонь ледяными пальцами, позволяет помочь выйти.
А потом это случается…
Снежана неудачно подворачивает ногу, а я подхватываю ее за талию, прижимаю к себе, чтобы не дать упасть. Удивительно, но она… позволяет мне себя обнять.
Тягучее, сладкое удовольствие мгновенно расползается по груди. Меня будто обдает изнутри коктейлем гормонов. Так приятно, что я готов сделать что угодно, лишь бы это продлить. Еще хоть чуть-чуть, хоть минуту, хоть крошечную секунду.
Снежана не требует, чтобы отпустил. Наоборот, доверчиво кладет голову мне на грудь, прямо как она делала раньше. Это вообще какой-то крышеснос. У меня, кажется, уши начинают шевелиться от удовольствия.
В этот момент я готов безоговорочно простить ей всю ту ересь, какой наслушался от нее сегодня. Да что там, в эту секунду я на что угодно готов.
А потом я снова слышу ее всхлипы.
Как ножом по сердцу.
— Девочка моя, не плачь, пожалуйста, — прошу ее сдавленным голосом. — Я тебе обещаю, ничего плохого с тобой не будет. Никогда! Тебя никто не обидит. Я не позволю… Я сам всю жизнь буду тебя охранять, как мать моего ребенка. Ты слышишь меня? Ты веришь мне?
— Домой хочу, можно домой? — просит она жалобно.