Моя (не)любимая бывшая
Шрифт:
Сажусь рядом с ней и впиваюсь взглядом в ее нервное лицо.
Во время ее рассказа у меня мир рушится на глазах. Хочу зажать уши и заорать во всю мощь легких, что это не может быть правдой, настолько дико звучит.
Но я сижу и молча слушаю.
Сжимаю кулаки до хруста.
Снежана говорит долго.
Мучительно долго, в деталях обрисовывает мне все, что случилось. Как Ваган позвонил ей в вечер, когда я был в командировке, как ей было стыдно перед ним за якобы пьяную сестру, которая на самом деле оказалась абсолютно трезвой
Она ничего не забыла, ни одной детали. Как будто все эти годы только и делала, что прокручивала в голове то, что случилось. Ничего из этого не простила и не отпустила.
Она выкладывает мне все в отвратительных подробностях.
Теперь каждая из рассказанных ею деталей поджаривает мой мозг.
Вроде бы понятная ситуация, если принять тот факт, что мой брат — конченый мудак со съехавшей кукушкой. Как ни крути, а это ни хрена не сложно запугать шантажом девятнадцатилетнюю дурочку — так, чтобы она вякнуть не смела, тряслась, переживая о последствиях.
Но все-таки мне не ясно…
Это ведь была моя девятнадцатилетняя дурочка. Я ей в любви клялся, я ее защищать обещал. Я ей ноги целовать был готов. И целовал.
— Снежан, — прошу ее сдавленным голосом. — Одно мне объясни. Почему ты мне сразу не сказала? Зачем дожидалась помолвки? Ты ведь могла позвонить мне той же ночью, когда он с тобой это сделал. Просто взять, признаться. Так, мол, и так, твой брат меня изнасиловал… Но ты смолчала, появилась на помолвке как ни в чем не бывало. Почему?
Тут-то красноречие моей любимой заканчивается.
Она опускает взгляд, выглядит виноватой дальше некуда.
Тихо блеет:
— Надо было сказать… Струсила.
Я очень стараюсь держать себя в руках, но у меня не получается, поэтому следующий вопрос я почти выкрикиваю:
— В смысле струсила? Вот в смысле, Снежана?
В этот момент она поднимает на меня полный боли взгляд. Режет меня им по живому, по самому незащищенному.
Ее голос дрожит:
— Я очень потерять тебя боялась. Очень любила тебя тогда, очень замуж за тебя хотела… Думала, если ты узнаешь, что я, пусть и не по своей воле… В общем, что тебе будет потом противна сама мысль целовать меня, быть со мной. Мне самой от себя было противно и дико стыдно. А еще я боялась, ты не поверишь, что заставили. Бросишь. Поэтому решила молчать, а потом все вылезло на помолвке…
Неожиданно ловлю себя на мысли, что понятия не имею, как отреагировал бы. Психанул бы однозначно, а там… Скорей всего, отошел бы, пусть не сразу, открутил голову Вагану. Я ведь тоже безумно боялся ее потерять тогда. Дико этого не хотел и все равно потерял.
— Ну теперь мы никогда не узнаем, что бы я тогда сделал, верно? — спрашиваю с горькой усмешкой.
Снежана
Вижу, как сожалеет.
Вот только пяти лет жизни это нам не вернет.
— Одно мне понятно четко, — говорю на выдохе. — Я теперь прекрасно осознаю, почему моя идея пожениться показалась тебе дикой. Не бойся, Снежан, больше заставлять не стану. Собирайся, телохранители отвезут тебя домой.
Я бросаю на нее полный сожаления взгляд, встаю и выхожу из комнаты.
Чтобы не сорваться. Чтобы не натворить еще чего-нибудь…
Глава 41. Брошенная
Снежана
Трясущейся рукой я открываю дверь в свою квартиру.
Замечаю в прихожей раскиданные в разные стороны черные сапоги Ани. Сестричка дома, хотя время близится к полудню. Вернулась от своего бойфренда и забила на все на свете?
Я скидываю верхнюю одежду, прохожу в гостиную. Мне навстречу выходит она, сразу начинает тараторить:
— Ты где была? Я с самого утра дома, а ты… Ой, что с тобой?
Сестра сразу замечает, в каком я подавленном состоянии.
Я без сил плюхаюсь на диван, спрашиваю у нее:
— Ты почему не на работе?
— Суббота же, — разводит она руками.
Вот так да, я с последними событиями умудрилась даже забыть про выходные.
— Так где была? — не унимается Аня.
— У Барсега, — тихо признаюсь.
Глаза сестры мгновенно круглеют. Она с шумом приземляется на диван рядом со мной.
— Как так? Зачем ты к нему поехала? — громко возмущается она. — Ты же, наоборот, собиралась держаться от него подальше…
Волей-неволей приходится выложить Ане, каким образом я очутилась у Барсега в доме. И причину того, зачем он меня забрал, я тоже ей озвучиваю.
Сестра дико злится, смотрит на меня с опаской, одновременно укоряет:
— Только не говори, что он опять тебя изнасиловал… Иначе я сразу же, моментом звоню в полицию!
А я вспоминаю весь тот страстный секс-марафон, что мы пережили с Барсегом ночью. Оно-то, конечно, проще было бы объяснить ситуацию сестре, сказав, что это все Барсег, а я ни-ни… Вот только в этот раз совершенно точно мы хотели этого оба.
— Не насиловал он меня, — качаю головой. — Разве что морально…
Сестра вроде бы успокаивается, а потом снова настораживается, спрашивает:
— Это как?
А меня прорывает:
— Аня, Барсег не получал той записи!
— Какой записи? — она поначалу не понимает.
— Как это какой? — возмущаюсь я, хоть и понимаю, что сестра не умеет читать мысли. — Той самой, где Ваган признается, что сделал со мной в клубе!
— Как это не получал? — сестра упирает руки в боки. — Он же даже тебе ответил! Все он получал и смотрел!
Я пожимаю плечами:
— Говорит, в тот день угодил в больницу с отеком Квинке, а телефон вообще был у Вагана.