Моя (не)любимая бывшая

Рымарь Диана

Мне смешно от его нелепых объяснений.

— Для тебя проблема кончить? Да ты же делаешь это ровно в три секунды! Я уже в курсе, как это у тебя происходит…

Барсег снова злится, буравит меня взглядом и строго чеканит:

— Хрен с пальцем не сравнивай! С тобой — да, три секунды для первого раза — даже много. Но то ты, а то шлюха какая-то, на которую мне плевать. Я даже имени ее не знал. Не было у меня с ней толком ничего, только снял компромат для тебя, и все. Триста раз пожалел, что тем утром завалился к тебе на эмоциях. Надо было успокоиться, все взвесить…

—

Ты не просто завалился тогда ко мне! Ты меня чуть не изнасиловал тогда! Не помнишь разве? По-твоему, это нормально? Да если бы я сахарницу не кинула…

— В смысле чуть не изнасиловал? В чем это выражалось? Что чуть потрогал тебя? Я же даже никуда рукой не залез. И сахарница — ни разу не страшное оружие, должен заметить. Если бы я хотел что-то сделать тебе, сделал бы, и сахарницей ты бы меня не остановила. Но я не собирался тебя ранить ни тогда, ни сейчас.

— Зато две недели назад поранил! — я уже откровенно на него кричу. — Даже ребенка мне умудрился сделать! Я ведь сказала тебе тогда в гостинице четкое «нет». Что это, как не насилие? И после этого ты на голубом глазу предлагаешь нам жениться? Забыть прошлое? Мне больше забывать, чем тебе!

— Посмотри мне в глаза, Снежана! — гаркает он. — Посмотри и скажи, что две недели назад в гостинице не хотела меня. Ты не хотела? Ну! Ответь…

Молчу.

Хотела, еще как.

Хотя признаваться не собираюсь.

— Мы можем до конца наших дней сидеть и припоминать друг другу все то, что было, — качает головой Барсег. — Но цепляет нас это так сильно только потому, что оба неравнодушны. Я готов признать, что это так, а как насчет тебя? Так и будешь шипеть на меня? Шипи, если хочешь, давай. Хочешь, стукни меня… Я все перетерплю. Только по итогу признай, что я тебе нужен. Ну хоть немного…

Я молчу, потому что понимаю — он прав.

Я ведь только и делаю, что выплескиваю на Барсега свои обиды, а их очень много.

И да, стукнуть мне его хочется периодически, но не сейчас.

— Снежан, — стонет он и смотрит на меня с болью. — Скажи, что мне сделать, чтобы ты как-то по-другому на меня посмотрела, восприняла. Я ведь всеми силами сейчас навстречу иду, а ты… Скажи, что сделать, я сделаю. Пусть мне это против шерсти будет, но я свое слово сдержу.

Я сижу, плотно прижав к себе одеяло, смотрю на него. Пытаюсь понять — он сейчас берет меня на понт? Играет? Или серьезно мне все это говорит?

Очень похоже, что он серьезно…

А еще похоже, я его каждым своим обвинением раню. Ворошу прошлое и делаю больно себе, ему, нам.

Мне совсем не хочется его ранить. Но… По-другому не могу сейчас.

— Извини меня, Барсег, но я все же не могу выйти замуж за человека, чей брат меня изнасиловал. Не могу, и все. Не забуду. Даже не сам акт, а то, что ты ничего с этим не сделал, что просто забыть предлагаешь, что даже не поверил мне.

Это, пожалуй, главная моя обида на Барсега.

И мои слова действуют на него, как разорвавшаяся бомба.

У Барсега резко увеличиваются в размере глаза, он часто дышит, как будто пробежал пяток километров, кривит

губы.

— Зачем ты сейчас обвиняешь моего брата? Тебе не стыдно? — вдруг выдает он.

От такой наглости меня всю передергивает.

— А тебе? — стону на выдохе. — Ты просто отмахнулся от моих слов, и все! А у меня свидетель — моя сестра. И потом, я тебе видео прислала, где Ваган признается в содеянном, а ты даже от этого отмахнулся! Ты правда думаешь, что после такого между нами что-то можно наладить?

— Какое видео? — рычит он. — Не показывала ты мне никакого видео с Ваганом!

От такой неприкрытой лжи меня всю аж передергивает.

— Дай телефон, — прошу его. — Я покажу тебе видео еще раз, если у тебя амнезия. Я сохранила его в облаке!

Глава 40. До костей

Барсег

Меня колбасит от сказанного Снежаной. Но спорить с ней — зря тратить слова, ведь она упрямейшее создание на всей земле. К тому же беременное, значит по умолчанию оберегаемое.

Впечатала что-то себе в сознание, и ее будто замкнуло. И на чем замкнуло! На том, чтобы вывернуть ситуацию наизнанку, сделать белое черным, а черное белым.

Впрочем, решаю, что мне не жалко.

Снежана хочет телефон? Значит, она его получит.

Могу и вернуть, к тому же я и не собирался лишать ее мобильной связи. Вчера забрал только для того, чтобы с психу не наделала глупостей. Ведь она талантливо их совершает.

— Хотела, получи, — ворчу, вручая ей сумочку.

Пока я ходил за требуемым, Снежана даже успела одеться, точнее с ног до головы закуталась в пушистый бежевый халат, который я вчера днем купил специально для нее.

Сидит теперь на кровати, очень собой довольная. Собирается кого-то там разоблачать.

Краем глаза замечаю, что пока меня не было, она успела слопать круассан. Хоть что-то съела. Только ради этого стоило сходить за мобильным.

— Ну, жги, показывай, что ты там хотела. — Я устраиваюсь рядом на кровати, вопросительно веду рукой.

Снежана ковыряется в сумке, достает телефон хмурит лоб, бурчит:

— Сейчас, сейчас…

Примерно через полминуты злорадно взвизгивает и тычет мне экраном мобильного чуть ли не в нос.

Забираю у нее телефон, отвожу от лица и нажимаю на воспроизведение.

Что удивительно, на экране действительно появляется Ваган. Он в черной кожанке, какая была у него пять лет назад, с чуть растрепанными волосами и двухдневной щетиной. Еще не такой поджарый, как сейчас. Последние пять лет он немало занимался спортом, теперь выглядит гораздо более спортивным, подкачанным.

Но все это я замечаю вскользь.

Значительно большее внимание привлекает задний фон на видео. Он мне очень даже знаком — прихожая в старой квартире Снежаны. Я ведь был у нее не один десяток раз, сам лично даже чинил ей деревянную полочку, которая видна за головой Вагана. Еще по пальцу себе попал молотком с непривычки, так что крепко врезалось в память.