Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя
Шрифт:
— Ну как, выполнишь?
Виктор ответил не раздумывая:
— Конечно, сделаю. А сколько это будет стоить?
Лавочкин готов был выделить любую сумму — авиация в ту пору финансировалась достаточно хорошо, да и лётчики зарабатывали приличные суммы. Но Юганов отклонил деньги:
— Семён Алексеевич, ничего не надо. Одну четверть бутыли!
Четвертью бутыли мы называли 25 литров водки.
Всё это было сказано с юмором. И каждый стал делать своё дело. Приступив к испытаниям, Юганов понял, какая труднейшая задача стояла перед ним, но с третьего полёта всё же достиг заданной высоты, хотя и сжёг при этом двигатель. Он сделал, казалось бы, невозможное,
— Спасибо, Виктор! Благодаря тебе мы успели вовремя. Сколько мы тебе должны за этот полёт?
Конечно, он приготовил определённую сумму денег за выполненную программу. Но Юганов от них отказался:
— Ничего не надо! Как договаривались, гони четверть бутыли!
По своему рангу генерального конструктора Лавочкин обладал высоким положением, ездил на ЗИМе — самой престижной машине. И вот теперь он оказался в довольно неловком положении. Но в этом-то и был весь Юганов: обещал — выполняй! На ЗИМе привезли положенное количество водки с запиской, что это от Лавочкина. И Юганов вместе с товарищами распил не просто ящик водки, а именно четверть бутыли. Этим самым Юганов продемонстрировал, насколько уважительно к нему относятся известнейшие люди. Хотя если бы он взял те деньги, которые ему предлагал конструктор, а это было тысяч пятьдесят, он мог бы вместе с друзьями проехать по всей улице Горького, не пропустив ни одного ресторана. Но принцип для Юганова был важнее.
Известен и другой легендарный случай. Когда во время войны он перегонял на фронт самолёт, то однажды уговорил командира лётного полка разрешить ему поучаствовать в боевых действиях. За три-четыре дня он успел сбить три истребителя противника, после чего вернулся в Москву. Но перед отъездом он попросил командира полка никому не говорить о его боевых вылетах.
Командир, потрясённый уникальным боевым мастерством Юганова и его удивительной скромностью, всё-таки направил послание в Москву с просьбой отметить Виктора наградой. И когда пришёл орден Боевого Красного Знамени, многие на заводе этому удивились. А когда узнали, за какие заслуги Виктор удостоен такой награды, были просто поражены.
И вот такой уникальный человек и удивительно талантливый лётчик, равного которому, по отзывам многих корифеев авиации, в те времена просто не было, попал под влияние «зелёного змия». И эта слабость привела его в конце концов к неприятному инциденту. Его постоянные попойки с собратом по профессии Чернобуровым выбивали подчас из графика работу всей фирмы. Бывало, они сидели на гауптвахте по очереди: когда Чернобуров выходил оттуда, его место за очередной дебош занимал Юганов. Иногда с ними происходили забавные случаи.
Например, однажды Чернобуров уезжал в Куйбышев для помощи лётному составу Безымянки. В городе была эпидемия гриппа, поразившая и заводских лётчиков. И нужно было помогать облётывать машины, отправлявшиеся на фронт. Александр стоял в буфете на Казанском, когда к стойке без очереди подошёл какой-то капитан и заказал что-то у буфетчика. Очередь пристыдила капитана. Но тот ответил на это чуть ли не матом. Тогда Чернобуров попросил его вести себя прилично. Офицер подошёл к Чернобурову и представился капитаном внутренних войск. На что Чернобуров сказал:
— А я подполковник Военно-Воздушных Сил!
И смачно ударил капитана в челюсть.
После этого прибежал патруль. Чернобурова
— Не там ищете, — улыбнулся Юганов. — Надо искать или в больнице, или на гауптвахте. Но скорее всего — на гауптвахте.
Тогда на гауптвахту на Басманную прямым ходом направили специальную команду. Подполковник Чернобуров спокойно пребывал в одной из камер. Его тут же освободили и отправили на Безымянку. Чернобуров успешно выполнил всю работу, летал от зари до зари и получил за это Почётную грамоту от Верховного Главнокомандующего. Когда же он вернулся с этой наградой в Москву, на фирме его уже поджидал патруль. И как только он переступил порог, комендант города Москвы сказал ему:
— Грамота грамотой, но отсидеть положенное ты должен до конца.
Но всё же пьянки делали своё чёрное дело. Юганов становился всё более неуправляемым, и однажды случилось то, что и должно было случиться. В то время в буфете у нас подавали и водку, и коньяк, и другие спиртные напитки. После одной из своих попоек Юганов решил опохмелиться с утра, но буфетчица отказалась ему наливать. Тогда, разбушевавшись, он вытащил свой «ТТ» и, выстроив поваров и официанток перед КДП, занялся с ними строевой подготовкой. Это уже тянуло на тюремный срок. Его отстранили от лётной работы на боевых машинах и перевели на Ли-2. Постепенно Виктор совсем деградировал и после тяжёлой болезни скончался в полной безвестности.
Эта печальная история, увы, не единична. Уже в моё время на аэродроме было много уникальнейших людей, которые, поднимая в небо машины, не могли справиться с этим недугом. Мой дядя рассказывал об уникальных способностях Валерия Павловича Чкалова — он вдвоём с не менее известным в те времена лётчиком Анисимовым, погибшим впоследствии в Париже на съёмках фильма, на спор выпивал двухлитровую бутылку чистого спирта. Причём для этого «рекорда» полагалась буханка чёрного хлеба. Они делили её пополам. И пока пил Чкалов, Анисимов закусывал хлебом, а потом начинал пить Анисимов, а Чкалов заедал. И так они менялись до тех пор, пока не выпивали всё до конца. Об этих способностях Чкалова в лётном народе говорили тогда так: Валерий Павлович никогда не утверждал, что его любимым напитком является кефир. И можно только позавидовать здоровью и силе воли Чкалова, которые позволяли ему совершать вышеназванные «достижения» вперемежку с настоящими рекордами и повседневной испытательной работой.
Я знал и знаю многих людей, которые могут хорошенько выпить, но при этом держат себя в строгом режиме. В этом плане для меня примером всегда был Григорий Александрович Седов, вообще выделявшийся из всего нашего лётного состава. Сначала он был шеф-пилотом фирмы, потом — заместителем главного конструктора по лётным испытаниям, а затем — главным конструктором. Удивительно эрудированный, интеллигентный человек, глубоко тактичный и кристально честный, Григорий Александрович заставлял окружающих равняться на его отношение к делу. При своём несолидном телосложении Седов тоже мог выпить немало, но я никогда не видел его хотя бы в слегка подпитом состоянии. Не говоря уже о похмелье. На многих юбилеях мы сидели с ним рядом, часто бывали на «поддавончиках» в узком кругу, но никогда он не позволял себе проявлять хотя бы малейшие признаки опьянения.