Моя необычная обычная жизнь
Шрифт:
Практически ежедневно провожая Дашу домой, я несколько раз заходил к ней «на чашку чая», наладив неплохие отношения с её мамой, которая, я это чувствовал, всё более проникалась ко мне доверием. Правда, «свадебные» фотографии Дарьи мы ей всё равно пока показывать не стали. Да и я их, собственно говоря, пока и печатать-то даже не рискнул!
Занимаясь фотографией, я, естественно, освоил и самостоятельную проявку плёнки, и самостоятельную печать фотографий. Дома у меня был фотоувеличитель «Ленинград-2» и все прочие необходимые аксессуары. (А мечтал я о польском «Krokus» для цветной печати,
Показать эти Дашины фотографии своим родителям, я тоже не решался, не зная, как они отреагируют на такую «шутку». Особенно после того, как мой старший брат ушёл из дома явочным порядком жить, как сейчас сказали бы, «гражданским браком». И это была уже наша семейная драма. Потому, что брат из-за этого рассорился с родителями, дома показывался крайне редко, и всегда лишь один. Его «жену» родители не приняли категорически, и в дом не приглашали. Так что представить им Дашу в свадебном наряде после того, как мы пропадали целыми днями вместе, было опасно.
Родители не препятствовали нашим встречам, но в них явно ощущалась какая-то настороженность. Мама, правда, как-то высказала идею пригласить Дарью к нам домой, но я счёл это несколько преждевременным. Я не мог предугадать эмоциональную реакцию матери на Дашу, совершенно уже для них очевидно, не «просто одноклассницу», а подвергать из-за этого риску наши с Дашей отношения, я не собирался. Фотографии же Даши, сделанные мной ещё в Кавголово, родители рассматривали долго, и чуть ли не с лупой. Хорошо ещё, что на чёрно-белых фотографиях не было видно цвета её волос.
– Худенькая какая-то, – сказал отец, полагая, что я их не слышу.
– И ноги худые, – добавила мама, – хотя вид у них спортивный.
– Стройные, – поправил папа.
– Конопатая, – проявила наблюдательность мама.
– Немного веснушек, практически незаметно – опять смягчил папа.
– Лопоухая, – строго отметила мама.
– Совсем чуть-чуть, – вновь «откатил» отец.
– В общем – обычная, – вынесла вердикт мама.
– Но милая, – нашёл папа компромисс.
– Однако, наш сын, кажется, всерьёз увлечён этой девочкой, – задумчиво отозвалась мама. – А наш сын – не простак, и ты это прекрасно знаешь. Значит он видит в ней то, чего не видим мы.
Перед сном, когда отец возился в ванной, я зашёл к маме в комнату, чтобы забрать фотографии.
– Скажи, Кирилл, – обратилась ко мне мама, глядя на Дашину фотографию, которую держала в руках, – ты в самом деле настолько всерьёз увлечён этой девочкой? Чем она тебя так пленила, что занимает все твои мысли и всё твоё время?
– Мама, у нас же каникулы, чем мне ещё заниматься? – попытался я съехать с темы, но мама не позволила; – Не говори ерунды и не считай нас с отцом дураками; мы не слепые и всё видим. В конце концов, мы – взрослые. А ещё мы – твои родители, если ты уже забыл об этом, – начала потихоньку сердиться мама
Я опустился на пол рядом с её креслом и положил ей голову на колени.
– А Гёте писал, что очень трудно любить за что-нибудь, и очень легко – ни за что.
– Это не ответ, сын. Мы с отцом прекрасно знаем твои увёртки, и то, как ты можешь отвечать, если захочешь.
Она
– Я просто хочу понять, Кирилл, что ты нашёл в этой, извини, но в общем-то совершенно обычной на первый взгляд, девочке. Ведь ты – мой сын, и для меня это очень важно.
В квартире повисла полная тишина. Перестала литься вода в ванной, перестали, кажется, даже тикать часы.
Я протянул руку в сторону книжного шкафа и сказал:
– Вон там, на второй полке, стоит небольшая книга со стихами. В ней есть такие строки:
…что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?[3]
– Ты спрашиваешь, что я вижу в этой «обычной девочке»? От неё свет исходит, мама.
Мама взъерошила мне волосы и с грустью сказала;
– Вот так, наверное, и взрослеют дети. Ты вырос, Кирилл. А мы с отцом и не заметили…
====
[3] – Николай Заболоцкий "Некрасивая девочка"
Глава 15
За два дня до отъезда мы с Дашей вынуждены были прервать наши ежедневные «загулы», как говорила моя мама. У Даши были какие-то семейные дела, и я, чтобы скоротать время с пользой, решил эти дни заняться «тренировками», которые совсем забросил из-за наших встреч. Надо сказать, что уже, наверное, с неделю у меня ныли мои «татуировки» (о чём я, разумеется, ничего никому не говорил), и я почему-то чувствовал необходимость таких занятий.
Чтобы ничто не мешало, я на трамвае доехал до Ржевского лесопарка, где, найдя укромное место, привычно погрузился в то самое «двойное» состояние, находясь, как бы, и в нашем «корпускулярном» мире, и в его «волновой» ипостаси одновременно.
Просканировал пространство вокруг, «увидев» своим вторым волновым «зрением» всё живое, скрытое от обычного зрения, потянулся своим "вторым зрением" вдаль и тут же ощутил знакомые до боли флюктуации. Буквально через миг я оказался в эпицентре такого волнового смерча, что едва не выпал из своего двойного состояния. Но страха не было, потому, что я узнал своих давних знакомых, если можно так выразиться, невольных (а может и вольных, кто же их поймёт) виновников моей «хронотюрьмы», и одновременно моих же спасителей из неё и, подозреваю, спасителей вообще. А кроме того, также и моих наставников. Я ощущал эманации радости и дружелюбия, и постарался ответить тем же, что вызвало ответную реакцию «смеха».
Сложно сказать, сколько времени это продолжалось, тем более что время здесь явно отличалось от течения времени в моём материальном мире. Это я понял уже давно. Но всё когда-нибудь заканчивается.
Я ощутил этот посыл прощания, а затем произошло то, чего я не ожидал. Внезапно мои «татушки» нестерпимо зажгло, но почти сразу эта боль исчезла, а своим особым зрением я увидел что-то вроде пары искр как бы внутри своей левой руки, которую «татуировки» и «украшали». Вновь ощутил волну «смеха» и ощутил, что остался один.