Моя панацея

Манило Лина

— Всего вам доброго, спасибо большое! — улыбаюсь, хочу толкнуть дверь, но презентабельный охранник в отлично скроенном костюме распахивает её для меня.

Сервис.

Останавливаюсь на ступеньках, не веря своим глазам. В самом деле, я, наверное, сплю.

Возле магазина припаркована машина Максима, а рядом с ней стоит Ярик в красивом тёмном костюме-тройке и чёрном пальто. Светлые волосы уложены явно профессионалом, а на личике румянец. Неужели и для таких крошечных детей шьют и продают подобную одежду? Чудеса, право

слово.

Маленький мужчина держит в руках букет. Небольшой, но очень красивый. Не пошлые розы, а, господи помоги, орхидеи. Тёмно-фиолетовые цветы усыпаны блёстками, какими-то финтифлюшками, укутанны в крафтовую бумагу. Ярик видит меня и очень важно шествует вперёд. Но надолго его не хватает, и он срывается с места и бежит вверх по ступенькам, на верхней из которых я замерла истуканом.

— Мама, вот, — неловко мнётся и тянет ко мне букет.

Ставлю пакеты на разноцветную плитку лестницы, присаживаюсь на корточки и обнимаю Ярика. Он тычется холодным носом в мою шею, болтает о том, что я самая красивая мама на свете. Я целую мальчика в пахнущую гелем макушку, а он вдруг отстраняется, смахивает что-то со щеки и заявляет:

— Мы с папой приглашаем тебя в ресторан! — восклицает и шумно выдыхает.

Всё, справился, чудо румяное.

— Ну, раз вы с папой… — смеюсь, прижимаю к себе букет и ищу глазами Максима. Он должен ведь быть где-то рядом.

А тот, словно чувствует что-то, выходит из машины. И да, он тоже невероятно… красивый. Какой-то другой, незнакомый. Смотрит на меня, а во взгляде удивление, искры желания и голод.

Ух ты…

15. Максим

Это определённо была плохая идея. Инга — слишком красивая, и только Ярик слегка приглушает моё ставшее снова острым безумие. Стабилизирует, потому я нахожу в себе силы и терпение сидеть в ресторане, изображать холодное спокойствие.

— Папа, папа, ты совсем меня не слушаешь! — возмущается Ярик

— Ярослав, я слушаю, но ты же помнишь, что папа иногда много думает о работе? Ешь давай, остынет.

Щёлкаю сына легонько по носу, а он потирает живот и охает. Объелся. Мне же кусок в горло не лезет, и я растягиваю бокал коньяка, смакую, расслабляюсь.

Инга сидит напротив, и всякий раз боковым зрением ловлю её взгляд на себе. Ей очень идут все эти новые шмотки, но очень не идёт сомнение. Когда она вышла из магазина, а в руках пакеты, и увидела меня… снова на лице мелькнуло это детское сомнение. Будто бы извинялась передо мной, только бабок мне не жалко — не та сумма была потрачена, чтобы сделать из меня нищего.

А я стоял, словно телеграфный столб, ошалевший от увиденной картины. От того, какой красивой она стала. Ещё красивее, а казалось, что невозможно.

Прикрываю глаза, смахиваю воспоминания. Силком заталкиваю себя в текущее мгновение, делаю глоток коньяка, и терпкая горечь обволакивает горло.

— А ты чего не

ешь?

— Да я же сытая уже, — смеётся. — Ты всегда так много заказываешь?

Инга накалывает ломтик пармской ветчины, вертит вилкой в воздухе, а я пожимаю плечами.

— Папа много ест, — чему-то радуется Ярик и ёрзает на стуле. — Папа, а можно я пойду попрыгаю?

— Беги, попрыгунчик.

Я делаю знак охраннику, чтобы провёл Ярика в игровую комнату, где он будет скакать, пока не свалится с ног от усталости. Он болезненный, но несмотря на это активный. Ну, когда выдаётся перерыв между ангинами, отитами и прочим. А теперь у него двойной повод для всплесков энергии — мама вернулась.

Совесть поднимает голову, но я глушу её. Вообще всё глушу, даже воспоминания о прошлом. О настоящей матери Ярика, которая…

— Максим, спасибо тебе, — прерывает поток моих дурных мыслей голос Инги. Вздрагиваю, возвращаюсь в реальность и пожимаю плечами.

— Не за что. Действительно не за что. Я не очень хороший человек, но я умею признавать свои ошибки. И иногда даже пытаюсь их исправить.

— Иногда?

— Да, когда мне этого хочется. Сейчас хочется.

— Я смотрю, это твоё любимое слово — хочется.

— Почему нет? Отличное слово. Я же живой человек, у меня много разных желаний.

Мы в кабинке одни. Официанты к нам точно пока не сунутся, а моя охрана слишком привыкла быть незаметной и следить за обстановкой, а не за мной.

— Не бойся меня, Инга. Извиняться я не умею, но надеюсь, что ты поймёшь меня. Когда-то, но поймёшь.

— Ты украл меня.

— Есть такой грех. Обижаешься?

— Знаешь, у меня много сейчас разных эмоций. Плохих эмоций. Но если я на кого и обижаюсь в этой жизни, то точно не на тебя. Других кандидатов много.

Я поднимаюсь на ноги, подхожу к Инге. Она смотрит на меня снизу вверх, такая невыносимо красивая, а во взгляде та самая чистота, которой мне так порой не хватает. Во мне много дерьма, но я что тот мотылёк с разодранными крыльями лечу на свет, спасаюсь.

— Давай попробуем заново? — говорю и протягиваю руку. — Иди сюда.

Инга откладывает вилку и медленно, словно боится чего-то, вкладывает свою руку в мою.

— Здравствуйте, девушка. Меня зовут Максим Пожарский и я до искр перед глазами в вас влюблён. С первого взгляда. Верите?

Инга удивлённо охает и кладёт руки мне на грудь. Смотрит как-то по-особенному, думает о чём-то, а я касаюсь губами её виска.

— А меня зовут Инга Корнилова, — улыбается и поглаживает ткань моего пиджака.

— Корнилова? Надо же. Мне казалось, мелькала другая фамилия. Краснова, что ли.

— О нет, — решительно качает головой. — Один нехороший человек убил Ингу Краснову. Теперь она снова Корнилова.

— Голову нужно открутить этому нехорошему человеку.

Инга на мгновение хмурится, встряхивает головой и снова улыбается.