Моя родина - Азербайджан
Шрифт:
Моя работа в наркомате больше всего, может быть, осложнялась тем, что Каганович не очень хорошо знал нефтяное дело, поверхностно оценивал его проблемы, нередко игнорировал профессиональное мнение специалистов. А ведь эта работа требовала много сил и нервов. Громадные физические и психологические перегрузки выработали в нас, руководителях, особый, беспощадный к себе стиль работы. Если наркомы работали в «сталинском режиме», то есть по ночам, то их заместители фактически и дневали, и ночевали в наркоматах. Иногда я не спал по двое суток подряд. Обычно в 4–5 часов утра Поскребышев, заведующий Секретариатом ЦК ВКП(б), звонил по телефону членам Политбюро и
Каганович, следуя этому режиму работы, по обыкновению ночью собирал нас и давал задания подготовить к утру ту или иную справку или записку по интересующему его вопросу. Он уезжал, а мы весь остаток ночи спешили составить эту справку или докладную и тут же, уже ранним утром, включались в свою повседневную работу, и к 11 часам, к приезду Кагановича, требуемые им бумаги лежали на его столе. Бывало, читает он их, а по выражению лица видно, что смысл читаемого до него не доходит. Иногда, поморщившись, не сдержав себя, он швырял эти бумаги в корзину и давал нам новое торопливое указание.
Разумеется, с самой большой тщательностью и старанием готовили мы материалы для правительственных решений и лично для Сталина, который требовал самой полной информации о состоянии дел в нефтяной промышленности.
Впервые мне довелось встретиться со Сталиным в 1940 г. на совещании в Кремле, где обсуждались неотложные вопросы нашей отрасли. Мне было поручено сделать сообщение об обеспечении народного хозяйства и армии горючим в связи с нарастанием опасности войны. Надо ли говорить, как я волновался в приемной Сталина, ожидая вызова на заседание! Смогу ли взять себя в руки, не растеряться на этом высоком собрании под председательством Первого секретаря? Но вот я вошел в большой кабинет, где царила обстановка вовсе не торжественная, а вполне деловая и спокойная, и сразу почувствовал, как напряженность моя спала. Я перевел дух, кто-то показал мне место, где я должен присесть, и, уже успокоившись, старался сосредоточиться на содержании записки, которую держал в руках. В ней была сжато изложена суть проблем ускоренного развития промыслов за Волгой, особенно в Башкирии – ведущем районе Второго Баку. Работая в Москве, я не забывал об ишимбайских делах, всех начинаниях башкирских нефтяников и всемерно старался им помочь (может быть, поэтому мне впоследствии было присвоено звание почетного гражданина города Ишимбай).
Еще раз внутренне уверив себя, что хорошо знаю порученные мне вопросы, я огляделся и увидел Сталина. Да, это он, знакомый облик, знакомый полувоенный френч человека, которого я знал по портретам. «Все нормально, обыкновенно!» – совсем успокоился я. И тут мне предоставили слово. Голос мой зазвучал спокойно и уверенно: видимо, мне передалась атмосфера деловитости и доверительности этого кабинета.
Сталин, держа свою знаменитую трубку чуть-чуть вбок от себя, неторопливо и мягко ступая по ковру, прохаживался по кабинету, слушал внимательно, не перебив ни разу. А когда я смолк, он остановился, словно что-то решая про себя, и после небольшой паузы начал глухим и негромким голосом задавать вопросы.
– Какое конкретное оборудование вам нужно?
Я отвечал уже совсем спокойно, вдаваясь в такие детали, о которых, готовясь к сообщению, не собирался говорить. Сталин выслушал и опять спросил:
– Какие организационные усовершенствования намерены ввести? Что более всего сдерживает скорейший успех дела?
Я подробно перечислил все наши дела и задумки,
И опять Сталин, сделав несколько шагов по кабинету, не откладывая дела на потом, принял соответствующие решения.
Эта конкретность и переход сразу от слов к делу окрылили меня и обрадовали.
Проблемы развития нефтяной отрасли не раз рассматривались на совещаниях у Сталина и более широко – с привлечением руководителей нефтяных комбинатов и трестов. И мне стал понятен подход Сталина к принятию ответственных решений, основанный на изучении как можно большего круга фактов и мнений, чтобы из многочисленных, казалось бы, второстепенных звеньев извлечь главное звено, решающее.
Сталин был дотошен, вникал во все мелочи, умел выявлять то, что истинно думают его собеседники, не терпел общих и громких фраз. Чтобы говорить с ним, нужно было отлично знать свой предмет, быть предельно конкретным и иметь собственное определенное мнение. Своими вопросами он как бы подталкивал к тому, чтобы собеседник сам во всей полноте раскрывал суть вопроса.
– А как вы смотрите, товарищ Байбаков (Сталин делал ударение на втором слоге), на дальнейшие перспективы развития Второго Баку? Что вам еще может потребоваться?
Он проницательно приглядывался к людям, к тому, кто как себя держит, как отвечает на вопросы. Чувствовалось, что все это его интересовало, и люди раскрывались перед ним именно через их заинтересованность делом.
Не всегда при обсуждении спорных вопросов Сталин высказывал свою точку зрения, но мы, участники кремлевских совещаний, утверждались в мнении: Сталин в любом сложном деле знает, что предпринять. Никогда не принимал он пустых или расплывчатых директив, а с особой тщательностью продумывал и определял все пути к безусловному, верному решению и его выполнению. Только тогда, когда окончательно убеждался, что нужное решение найдено и оно реально выполнимо, Сталин твердо подытоживал:
– Итак, я утверждаю.
Не скрываю того, что я был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга. Где бы я ни работал и при Сталине, и после него, следуя его примеру, всегда в меру своих сил старался внимательно выслушать каждого, с кем работал, искать истину в сопоставлении различных мнений, добиваться искренности и прямоты каждого личного мнения, но прежде всего искать доступные, реальные пути выполнения поставленных задач.
В 1940 г. Наркомат топливной промышленности был разделен на два наркомата: один ведал нефтью, другой – углем. Наркомом нефтяной промышленности стал И. Седин, до этого работавший секретарем Ивановского обкома партии, я был назначен его первым заместителем.
В октябре того же года, когда Седин доложил по телефону Сталину о том, что его задание выполнено – за сутки добыто 100 тыс. т нефти – Сталин поздравил нефтяников с победой, а в декабре пригласил к себе на беседу руководителей наркомата, нефтекомбинатов и трестов в свой кабинет в 17 часов.
С информацией о текущем положении дел в нашей отрасли выступил я. На этот раз Сталин, внимательно слушая, расхаживал по кабинету и по ходу дела задавал вопросы, не перебивая, а уместно, как бы в продолжение моего сообщения, как бы ведя со мной диалог. Сталин очень интересовался ходом строительства нефтеперерабатывающего завода в Башкирии – первого на востоке страны, записывал наименования материалов и оборудования, недостающих для пуска завода, и тут же давал указания Берии и Вознесенскому – заместителям председателя Совнаркома.