Моя родина - Азербайджан
Шрифт:
Многие выступающие жаловались на качество труб и поставляемого оборудования. Особенно остро шел разговор о срыве поставок утяжеленных бурильных труб, способных повысить скорость бурения скважин. Когда Сталин обратился к наркому Седину по этому поводу, тот сильно растерялся, почему-то встал навытяжку, руки по швам, но ничего вразумительного не мог сказать. Да и понятно: он никогда не был нефтяником и на пост наркома был назначен совсем недавно, по рекомендации Маленкова. Чем больше Седин говорил, тем больше путался, сбивался. И бессильно замолчал. Наступило неловкое молчание. Сталин
Пришлось мне, как первому заместителю наркома, подробно объяснять причины, вызывающие большое количество аварий при бурении скважин. В частности, я посетовал на Наркомчермет, который срывал поставку качественных бурильных труб. Сталин тут же подошел к столу и позвонил наркому черной металлургии И. Ф. Тевосяну:
– Вы не очень заняты?.. Тогда прошу прибыть ко мне. Да, немедленно.
Буквально через считанные минуты явился Тевосян. Сталин кивком головы указал ему на свободное место за столом и, выждав паузу, сказал:
– На вас жалуются нефтяники, – и, указывая погасшей трубкой в мою сторону, добавил: – Товарищ Байбаков, уточните, пожалуйста, о чем идет речь.
Дело известное: человек, на которого жалуются, обычно сразу же начинает обороняться и немедленно переходит в атаку. Так поступил и Тевосян. Возникла перепалка. Сталин не перебивал и молча ходил по кабинету, слушал и взвешивал все наши доводы и контрдоводы; порой останавливался перед каждым из нас, пристально всматривался в лицо, щурился и, наконец, недовольно поморщился и негромко проговорил:
– Ладно, вы поспорьте, а мы послушаем.
Мы оба сразу взглянули на Сталина и замолчали. А Сталин, иронично улыбнувшись в усы, глядел на нас и ждал. В кабинете стало тихо.
– Трубы, о которых идет речь, – первым прервал молчание Тевосян, но уже ровным, спокойным голосом, – получают при бурении скважин слишком большую нагрузку и лопаются. Пробовали изготавливать даже из орудийной стали – все равно не выдерживают.
– Что же будем делать? – спросил Сталин.
– Будем осваивать, – мрачно и неопределенно ответил Тевосян.
Сталин строго посмотрел на него, но тут же, мягко усмехнувшись, с иронией произнес:
– Не получается ли у вас, товарищ Тевосян, как у того старичка, который женился на очень молодой, мучил ее и сам маялся? Лучше скажите, что нужно, чтобы изготовлять эти трубы качественными?
Тевосян немного помолчал, что-то обдумывая, а потом попросил выделить 300 т молибдена.
– А что вы скажете, товарищ Вознесенский? – Сталин повернулся в сторону председателя Госплана, но H. A. Вознесенский твердо стоял на страже остродефицитных, редких материалов.
– Молибден весь распределен по наркоматам. Имеется лишь НЗ – неприкосновенный запас, – сухо ответил он.
Решение насущного вопроса явно заходило в тупик. Я почувствовал, что мне нужно вмешаться в разговор, и сказал:
– Каждая поломка труб вызывает аварию, устранение которой обходится в десятки тысяч рублей, а иногда такая авария приводит вообще к ликвидации бурящейся скважины.
Этот довод показался Сталину убедительным, и он опять обратился к Вознесенскому с мягкой улыбкой, видимо, щадя его самолюбие
– Товарищ Вознесенский, а для чего создается НЗ? – спросил Сталин и сам ответил:
– Для того создается, чтобы все-таки есть, питаться, когда есть больше нечего. Не так ли? Давайте выделим 300 т молибдена, а вас очень попросим восстановить это количество в НЗ.
Помолчав, Сталин посмотрел на озабоченного этим разговором непроницаемого Молотова:
– Вячеслав Михайлович, проголосуем?
Молотов согласился. Дело было решено.
… О том, что Сталин всесторонне готовился к подобным совещаниям, говорит множество фактов. Мне помнится, например, как во время выступления начальника Краснодарского нефтекомбината С. С. Апряткина Сталин спросил его, каковы общие запасы нефти в Краснодарском крае. Апряткин назвал цифры – 160 млн т. Сталин попросил его «расшифровать» эти запасы по категориям.
Начальник комбината не помнил точных данных. Сталин изучающе посмотрел на него и укоризненно произнес:
– Хороший хозяин, товарищ Апряткин, должен точно знать свои запасы по их категориям.
Все мы были удивлены конкретной осведомленностью Сталина. А начальник комбината сидел красный от стыда. Это был урок и ему, и всем нам.
Помню, как однажды случился такой казус: вставший для выступления начальник Грознефти Кочергов словно окаменел и от волнения не мог вымолвить ни слова, пока Сталин не вывел его из шока, успокаивающе произнеся:
– Не волнуйтесь, товарищ Кочергов, мы все здесь свои люди.
Это было на том памятном для меня приеме.
В тот вечер, когда мы возвращались из Кремля в наркомат, управляющий трестом «Ворошиловнефть» Христофор Мосесович Сааков заметил мне:
– Всех я слушал внимательно. И ведь, пожалуй, только вы один вели себя совсем спокойно. Так уверенно, ничуть не теряясь, как у себя дома, отвечали на вопросы Сталина.
Мне было тогда 29 лет, и, конечно, услышать такое о себе, что ни говори, приятно.
Как же относился ко мне Сталин? То, что я действительно легко освоился в общении с ним, отвечал на его вопросы четко и точно, отстаивая интересы своего дела, – заслуга, прежде всего, хозяина кремлевского кабинета, создавшего на совещании доверительно-деловитую атмосферу. И еще: просто я сумел взять себя в руки, скрыть свое внутреннее волнение. Видимо, Сталин это заметил и запомнил.
Как же относился Сталин к специалистам? Ему нравились знающие свое дело люди, особенно «новая волна» специалистов, пришедших на производство в советское время, воспитанники нового строя, которых он мог по справедливости считать и своими питомцами. И нас он слушал, как мне кажется, с особым чувством – это нам, тогда молодым людям из рабфаков и институтов, предстояло обживать будущее. Вот почему, заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему – каков человек: если трус – не годится, если дерзновенный – нужен. И таких он всячески поддерживал, выдвигал на руководящие посты, ведь не зря знаменитые «сталинские наркомы» – это в основном 30–35-летние люди с неизрасходованной энергией и верой, что будущее будет построено именно ими.