Моя рыжая проблема
Шрифт:
Впрочем, не важно. Ответ-то все равно один.
— Нет. У меня, мм, нет способностей, — неловко призналась я, склонив голову.
— Жизнь долгая. Никогда не знаешь, что скрывается у тебя внутри, — философски заметил Ригуми, не особенно впечатленный актом самоуничижения. — Но, может быть, рисуешь? Поешь? Длишь гармонию музыки?
— Э-эм… — Я лихорадочно пыталась вспомнить хоть какое-нибудь благородное хобби из своего арсенала. Вирт-игры, чтение детективов и походы с небольшим уровнем экстрима в нужную категорию явно не попадали. — Увлечений, связанных с творчеством, у меня нет.
Никогда
— Не важно, — качнул головой Ригуми Шаа, он выглядел задумчивым. Мимо любопытной тенью проскользнул Тейт, потоптался немного на границе светового круга и исчез в темноте. Остальных не было не то что видно, но и слышно, даже непоседу Айку. — Овеществление ничто — почти то же самое. Важно, разумеется, что получится в итоге. Но куда важнее другое. Ты поняла сегодня, что именно?
— Да, — тихо ответила я, машинально обнимая себя.
Эта погруженность в процесс, в созидание… Нечто подобное я ощущала, когда экспериментировала с эмпатическим куполом. Не ради результата, а просто потому что мне было интересно и приятно узнавать границы своих возможностей и создавать новое.
Суть магии в этом?
— Большинство свободных отрицают радость творения, — негромко произнес Ригуми Шаа. — В том и лежит корень разногласий. Спор о судьбе людей побережья — всего лишь предлог. Магия не должна превращаться в инструмент, помогающий заполучить власть или богатство. Магия, сотворенная из гордости, только ради результата, без радости — то, что породило горы вокруг, Трикси-кан, и то, что населило их чудовищами и смертью. Путь тщеславия или жадности — трудный путь, потому что он превращает магию в силу. И это страшно. Ты понимаешь?
— Не совсем, — ответила я неуверенно. — Но, кажется, чувствую.
Ригуми улыбнулся:
— Это хорошо, Трикси-кан. А теперь ступай. Кое-кому не терпится затащить тебя в купальню.
Он был прав — Тейт уже извелся, его нетерпение даже на расстоянии чувствовалось. Чуть поодаль, у самой границы купола обнаружились и все остальные, кроме Итасэ Рана. Там горел костер, грелась в прозрачной чаше крепкая шерга со специями. Айка, разомлевшая от тепла и рассказов, дремала, положив голову на колени Лао. Маронг и Лиора сидели молча, спиной к спине; руки у них соприкасались, и пальцы были переплетены так же, как и мысли — неосознанно, из одной только голодной потребности друг в друге. Кагечи Ро смотрел в огонь и думал об океане, о жарком песке и бирюзовых волнах.
— Давай не пойдем туда, — шепотом попросил Тейт, обнимая меня и утыкаясь лицом в шею. — Побудем вдвоем. Можно?
А меня подхватил вдруг странный порыв; я обернулась, собирая воедино все, чему научилась за сегодня, что прочувствовала и запомнила, — и протянула руку, укрепляя в спутанных рыжих волосах синий цветок, усыпанный слюдой нежной пыльцы. Повеяло пьяным и сладким ароматом.
Тейт вздрогнул и резко вздохнул. Он бережно накрыл мою ладонь своей, сминая хрупкие лепестки.
И в этот момент мы почувствовали нечто очень важное, то, что еще только предстояло осознать.
Но я уже никуда не торопилась.
Глава 17
ВЛЕКОМАЯ ТЕЧЕНИЕМ
Обостренный
Путешествие к океану длилось почти двенадцать дней.
Ригуми Шаа словно бы нарочно избегал простых и скучных путей, но зато не особенно усложнял нам жизнь в бытовом плане. По крайней мере, через заросли, кишащие мелкими хищными айрами, продираться не приходилось, а место для ночевки Итасэ Ран вообще превращал каждый раз в подобие курорта — с купальнями, уютными спальными местами и надежной защитой по периметру.
Зато во время перехода впечатлений было выше крыши, и не всегда исключительно эстетических.
На седьмой день мы прошли над голубой долиной по совершенно прозрачному мосту — или, точнее сказать, по трубе. На дневной привал остановились в пузыре, парящем над самыми верхушками «деревьев». Итасэ занялся обедом, а остальным Ригуми предложил скрасить ожидание, наблюдая за тем, что происходило внизу.
— А это… кхм… оно? — с трудом выдавила я из себя малоосмысленный вопрос, отчаянно цепляясь за руку Тейта. Если бы могла, наверное, на плечи бы ему взгромоздилась. Голову вело, как в суперсовременном лифте, который быстро-быстро поднимается вверх, а потом резко останавливается.
Опустить взгляд было превыше моих сил.
— Гаюс, — с любезной улыбкой подтвердил мастер. — Наблюдай, Трикси-кан. Очень полезно… Это и других касается. Да, и тебя, Айка-кан.
Девчонка застонала и сжалась в комок, пряча голову между коленей. Похоже, напряжена была не только я; Кагечи Ро так вообще побледнел аж в прозелень.
— Я слышал, что воплощенное ничто не всегда может защитить от спор гаюса, — сдавленно произнес он, стараясь сохранить достоинство.
— Совершенно верно, — ответил Ригуми и возлег на невидимых подушках, созерцая синее море смерти. Глаза, всегда холодные и прозрачные, приобрели насыщенный ультрамариновый оттенок, и это выглядело жутковато. — И я не помню, чтобы разрешал сейчас задавать вопросы, — добавил он спокойно, ставя точку в разговоре.
Тейт успокаивающе погладил меня по голове и мягко потянул за собой к краю «пузыря»:
— Там приляжем, — шепнул он. Я рефлекторно прильнула к его разуму; рыжий был единственным из учеников, кто сохранял спокойствие. Точнее, вторым был Лао, но перед ним мне настолько не хотелось позориться, показывая дурноту, что эмпатический купол сам выгибался, обтекая его. Глупо, на самом деле — фактически так я просто отгораживаюсь, чтобы случайно не словить какую-нибудь снисходительную или разочарованную мысль о себе. — И не бойся. Ты же Ригуми веришь?
Я вспомнила Арингу и сглотнула.
— Ну…
Тейт нетерпеливо вздохнул, переминаясь с ноги на ногу:
— Ладно, по-другому спрошу. Ты думаешь, он тебя вот прям сейчас хочет угробить гаюсом?
— Нет.
Кожа покрылась мурашками.
— Тогда делай, как он скажет, — посоветовал рыжий. — Хочешь, обниму, чтоб не страшно было?
Гордость и чувство собственного достоинства опомнились и отвесили хорошего пинка необъяснимому страху. Я выпрямила спину, скопировала рекламную «улыбку победительницы» и уверенно ответила: