Моя рыжая проблема
Шрифт:
То есть в случае Тейта — принюхиваться, а в моем — не схлопывать купол.
— А если вы собираетесь купаться, у меня есть для вас небольшой подарок, — улыбнулся мастер, глядя из-под ресниц. — Раздевайтесь, — добавил он вдруг.
Я, честно признаться, впала в ступор. Плохо быть телепатом — не надо уточнять: «А совсем?» или «До конца?» К сожалению, все с первого раза ясно.
Лиора тоже прекрасно поняла Ригуми, но ее это, в отличие от меня, нисколько не смутило.
— Можно встать спиной, Трикси, — заметила она, проходя мимо и разуваясь на ходу. Один мягкий ботинок остался лежать под навесом, другой — ближе к линии
— Разумеется, Лиора-кан, — усмехнулся Ригуми. — Никто здесь не угрожает твоей стыдливости, Трикси-кан.
Тейт фыркнул и уткнулся в мое плечо.
— У тебя такое лицо было, — доверительно сообщил он.
Тем временем Лиора скинула одежду, отвернувшись к океану, и развела руки в стороны. Воздух вокруг нее сгустился, налился холодным цветом аквамарина — и обволок тело, словно подобие купального халата из гостевых покоев Оро-Ича, только внизу были не расходящиеся полы, а широкие штаны.
Я по-прежнему ничего не понимала.
Костюм, да. Очень красивый, ничего не скажешь. Но слишком свободный, плавать неудобно, такая одежда будет тянуть на дно…
Лиора на мой вопросительный импульс ответила бесконечно терпеливым вздохом:
— Невежество все-таки должно иметь пределы, — и почтительно приложила руку к груди, глядя на мастера. — Благодарю за удивительный подарок, Шаа-кан.
Затем она стремительно вошла в воду, обмакнула расклешенный рукав… И ничего.
То есть ничего не произошло с тканью. Она не намокла, не обвисла, осталась такой же легкой.
— Иди следующей, Трикси-кан, — с улыбкой приказал мастер.
И, хотя светило жаркое солнце и дул приятный ветер, кожа у меня покрылась мурашками. Конечно, не смотрел никто, кроме Ригуми Шаа. В частности, Маронг отвернулся потому, что боялся отхватить оплеуху и от рыжего, и от Лиоры. Но как-то слишком отчетливым стало понимание, что мастер тоже мужчина… Причем взрослый и весьма красивый.
Ох. Только этого не хватало.
«Надо купол свернуть, чтобы не слышать, что он про меня подумает… Если подумает», — пронеслось в голове.
Я как раз стянула трико, оставшись в одном белье, когда на песок за моей спиной кто-то плюхнулся.
— Побуду тут, — заявил Тейт безмятежно.
Естественно, кто это еще мог оказаться. Он сидел лицом к мастеру и смотреть на меня никак не мог. Отчего-то стало спокойнее, словно фокус внимания сместился на него. Парадокс.
Ригуми едва слышно усмехнулся.
Стоять нагишом, к счастью, долго не пришлось. Воздух вокруг потемнел — и меня окутало одеяние. На ощупь ткань напоминала легчайший шелк, по ощущениям — нежнее ветра. Передвигаться в таком костюме — одно удовольствие, но…
Шрах, почему опять ярко-алого цвета? Что Лиора, что Нэккен, что мастер — все норовят засунуть меня во что-нибудь красное! Почти как дорогая кузина Лоран, мир праху ее свадебного торта.
— Красиво, — сказал рыжий.
Глаза у него были такими довольными, такими шкодливыми, что мне сразу стало ясно — он смотрел. Правда, не знаю как.
— Утоплю, — ласково ответила я.
Отвечать он не стал, зараза, подхватил меня на руки, в два прыжка добрался до кромки воды и торжественно уронил в воду. Я взвизгнула от неожиданности, а смеялись, кажется, все, включая Итасэ. За последнее, впрочем, не поручусь — вполне может быть, что у меня просто в ухе зазвенело.
Остальные переодевания
— Запасливый и предусмотрительный, — разочарованно вздохнул Тейт, нежась на мелководье в новом травянисто-зеленом наряде.
Мы купались и дурачились до самого вечера. Когда солнце село — развели костры у самой линии прибоя и запекли на углях цветные раковины лууши, комки резковато пахнущих, но очень вкусных водорослей, фрукты и рыбу. Мастер лично заварил шергу по своему рецепту и разлил по красивым прозрачным чашам. Я пила, обжигаясь, неразбавленную, и почти не вспоминала о том, как в первые дни в Лагоне у меня учащался пульс даже от запаха.
Когда трапеза подходила к концу, Ригуми Шаа заговорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он спросил, в чем состоит величайшая ответственность мага.
«Неудачное время для философских бесед», — подумала я, разомлевшая от сытости, сонная от ритмичного шелеста волн. И так казалось не только мне. Айка вообще задремала, на сей раз — в ногах у Кагечи Ро, и он рассеянно гладил ее по волосам. Лао наблюдал из-под приопущенных ресниц за Итасэ и отвечать не собирался.
— В том, что мы делаем, — ответил внезапно Маронг. — Что создаем.
В голове у него крутились мысли о том, как Лиора неудачно съехала с горки, и фоном шло перманентное чувство вины.
— Создаем? — забавно выгнул выщипанную бровь мастер. — Гордые слова. Пожалуй, даже слишком… Создаем ли?
Не знаю, отчего, но я вспомнила ягоду кофе, которая оказалась у меня в руке однажды утром. По спине прокатился холодок.
Та ягода проросла.
Но из ничего не может получиться нечто. Это закон сохранения энергии. Если думаешь, что обошел его, — значит, просто используешь энергию, которую не видишь и не ощущаешь. Как сделка по неведению: купец на дороге встречает незнакомца и получает от него гору золота словно бы ниоткуда, а затем выясняет, что за богатство должен отдать свою нерожденную дочь. Так и с псионикой: ты совершаешь некое сверхчеловеческое действие, но расплачиваешься чем-то. Пока это что-то не научились измерять и условно окрестили психической энергией. Слово не прижилось в обиходе, но тем не менее любой псионик знал, что у него есть предел не только по ступеням, но и по ресурсам.
А что с магами?
— Шаа-кан, — осторожно позвала я, приподнимаясь на локтях. Тейт, потревоженный, недовольно встряхнул головой, сползая с моего плеча. — Можно задать вопрос?
— Попробуй, — сузил глаза мастер.
— Настоящие вещи, которые воплощаются из ничто… откуда они приходят?
Ригуми Шаа сомкнул ресницы и слегка отклонился. В тени его лицо выглядело более юным, почти мальчишеским.
— Приходят… Да, это более правильное слово, Трикси-кан. Можно ли создать из ничего семя, которое прорастет, окрепнет и даст плоды? Мастер Аринга считала, что да. Но ее твари оставались бездушными айрами, а деревья не цвели. Там, за гранью, — голос его стал тише, — обретается то, у чего нет ни имени, ни формы. Но есть огромное желание существовать. И я всегда думаю… Создаю ли я нечто новое? Или приглашаю что-то явиться в этот мир и обрести форму?