Моя (с)нежная ошибка

Снегова Анна

— Эй, Злючка!

— М-м-м?..

Не хочу даже шевелиться, не то, что разговаривать.

Едва мы добрались до дома, просоленные, вымокшие до костей, уставшие, словно из нас выжали все силы, как скинули стылые тряпки и переглянувшись, молча залезли в постель.

За весь путь до дома не сказали друг другу ни слова.

А что говорить? И так же все понятно.

Проспали… а кстати, сколько мы проспали? Закатные краски за окном как бы намекают… но не ясно, это вечер какого именно дня.

Зная нас, я бы ничему не удивилась.

И вот теперь, кажется, кому-то наконец-то приспичило поговорить.

— Ну Ри-и-и-ика-а-а-а! Проснись. У меня вопрос государственной важности.

— Валяй, — сонно согласилась я, пристраивая все еще озябшие ступни своему мужу куда-то под коленки.

— Вот ты мне скажи. Я так и не понял. Когда ты на самом деле поняла, что… ну… это не мой брат… а я? Твоя судьба и всё такое…

Начина-а-ается.

Оттаял, отогрелся, и давай снова смущать бедную-несчастную меня. И чего ему неймется? Неужели до сих правда не может поверить, что кто-то предпочел не идеального старшего братца, наследника престола, а… такого неидеального и замечательного его?

И я уже хотела возмутиться. Правда-правда хотела!

Но его подозрительно тяжелое дыхание на моей шее, от которого тут же встали дыбом все-все мелкие волоски… и то, как все ближе придвигает меня к себе его наглая лапа, по-хозяйски укладываясь мне на живот… как-то вмиг перехотелось ссориться. Сладко ёкнуло внутри. Я еще думала поупрямиться немного — всё-таки оставил меня тем утром одну, а я до сих пор ещё не устроила головомойку за это, еще расслабится! — но сдалась, и слегка выгнулась назад, прижалась ближе.

Объятие стало теснее, мурашки побежали существенно бодрей. И не только по шее.

— Когда-когда… когда решила, что я кошатница, а не собачница! — фыркнула я.

Быстрым движением меня развернули и подмяли под себя.

В алых закатных лучах я увидела над собой довольный, кошачье-хитрый взгляд своего мужа. И… серебряные нити в его густых волосах. В сердце укололо болью. Теперь так будет всегда? Мы прогнали Духов насовсем — или они так и будут время от времени пробовать на прочность силу нашего союза и крепость наших клятв?

Кое-как вытащила из-под придавившего меня тела руку и погладила седую прядь. Он, наверное, еще и не видел. Шутливое настроение совсем испарилось. От щемящей нежности слёзы навернулись на глаза.

Дерек дёрнул головой, перехватил мою ладонь и поцеловал её.

— А ты когда в меня влюбился?

— Кто — я? — делает удивлённые глаза.

— Да!!

— В кого — в тебя? — по-прежнему разыгрывает недоумение.

Узнаю свою лохматую заразу.

— Я тебя сейчас убью!!!

— Ну не кипятись, Злючка! Я пошутил.

— Я тебе пошучу. Так когда?!

— Сам не знаю, как меня так угораздило… Ай! Надо же, какую мегеру в жёны взял… Придётся утихомиривать.

Мои руки прижимают к постели.

Острые укусы обжигают нежную кожу ключиц.

Я

пытаюсь брыкаться и пинаться, я всё ещё зла до чёртиков, что мне не ответили на мой такой романтичный порыв и испортили весь момент… я пытаюсь вывернуться, но каким-то непостижимым образом он оказывается сразу везде, и неудачно подставленные части тела моментально оказываются обцелованными, а потом и облизанными…

И вот я уже не выкручиваюсь, а изгибаюсь, выпрашиваю ласки, ещё и ещё, до исступления, до умопомрачения, до потемнения в глазах.

И получаю. И даже больше, чем жду.

— Как только тебя впервые увидел, дурочка моя…

Отворачиваюсь и пытаюсь укусить подушку от того, что его губы делают с моей грудью.

— Как только тебя впервые увидел, там, под деревом, как только понял, кто ты… сразу меня по голове стукнуло, что вы с братом не пара. Что этот южный цветочек ему не подходит. Подумал — он её просто сломает! Такую… нежную…

Грубая ладонь, вся в мозолях, движется по внутренней поверхности моего бедра — снизу вверх. И там, где нежней всего, наша грубость и нежность сталкиваются, рождая какое-то особое волшебство.

—…такую трогательную, милую… такую по-детски непосредственную… хрупкую…

Дальше я совсем теряю нить его рассуждений. На какое-то время сознание просто отключается и уплывает — я вся превращаюсь в один оголённый нерв, в одно ослепительное, острое до боли наслаждение.

К счастью, он быстро понимает это и перестаёт болтать. И за это я тоже ему очень признательна, своему мужу. В самые ответственные моменты он удивительным образом перестаёт тупить.

Скорее, наоборот. Словно начинает читать мои мысли, мои чувства, каждый оттенок желаний, которые я даже не знаю ещё, как назвать. Как будто между нами больше нет границ. Как будто мы проросли друг к друга — кожа в кожу, сердце в сердце.

Когда я, вздрагивая, откидываюсь на подушках, он перекатывает меня на бок, прижимает к себе и гладит по голове, словно успокаивая. Как будто я тонула где-то глубоко, почти на самом дне, и вот теперь только выплыла на свет. Или родилась заново. Возможно, в каком-то смысле это так и есть.

А потом продолжает — и я даже не сразу понимаю, о чем говорит.

— Я тогда подумал, Вольфреду такая надо, знаешь… со стальным стержнем внутри, чтоб он об неё все зубы ободрал. Так что я быстро понял, что вся эта помолвка была одной большой ошибкой, и для тебя, и для него. Ошибкой, да… И знаешь, чем больше я о тебе думал — сказать честно, больше, чем следовало, больше, чем имел право… тем отчётливей понимал, что идеальна ты — для меня. — Сильные пальцы сжали меня почти до боли. Я задержала дыхание, добитая в упор всей красотой этого момента и этих простых слов. — А когда понял это, решил, что ни за что я тебя никому не отдам. Если надо, сражался б за тебя с целым светом. И с братом, и с отцом твоим, да хоть с самими Духами…