Моя школа
Шрифт:
Не нравился мне Мишка Чуднов. Ребята звали его «Сукой». Он всегда держался в стороне, никогда не смотрел прямо, а всегда исподлобья. Возле его тонкого птичьего носа залегли глубокие складки, а острые черные глаза зло поблескивали. Он дрался со всеми ребятами.
Не любил я также Сергея — тонкого, белого, чистенького мальчика, сына Александры Леонтьевны. Он всегда был одет в серую суконную курточку, на его шее белел накрахмаленный воротничок, а на руках — манжеты. Светлорусые пушистые волосы его были подстрижены, как у большого, «под польку». Мне казалось, что и жизнь
Он всегда старался показать свое превосходство перед ребятами.
Однажды мы рассматривали Кирино имущество в ящике большой парты. Там были всевозможные коробочки, а в них лежали разные вещи: красивые пуговки, иголки, нитки, тряпицы, ножик перочинный. Всё это для меня было интересно.
Показывая в одной из коробочек зеленого блестящего жучка, Киря спросил меня:
— У тебя есть мать?
— Нету.
— А отец?
— Тоже нету.
— И у меня тоже нету… Вот этого жука мне тятя поймал в лесу, когда был еще жив.
Сергей стоял возле нас и насмешливо рассматривал коробочки в парте.
Он покосился на Кирю и проговорил ядовито:
— У тебя и матери-то не было. Тебя тетка родила.
Киря густо покраснел и промолчал. А когда Сергей ушел, важно засунув руки в карманы штанов, Киря проговорил:
— Погоди, чистяк, вот вырасту — первому тебе башку отверну! И, смотря вслед Сергею ненавидящими глазами, добавил:
Я рабочим буду, а рабочие сильнее вас, сдобных голяшек. Я скоро заметил, что между Кирей и Сергеем шла непримиримая вражда. Сергей старался сделать Кире какую-нибудь пакость, а тот иной рая плакал про себя. Его большие карие глаза наливались слезами, он сутулился и молчал.
Однажды Сергей принес с веранды Кирину клетку с чечетом. В ней беспокойно бился любимый чечет. Сергей поставил клетку на пол и приказал Мишке Чуднову:
— Эй, Сука, беги в кухню, неси Ваську!
Мишка стремглав бросился и принес большого рыжего полосатого кота.
— Отпускай! — приказал Сергей.
Мишка отпустил. Я замер в оцепенении. У кота расширились зеленые круглые глаза, морда точно вспухла, на ней торчали длинные, редкие усы.
Чечет, увидев кота, еще беспокойней забился в клетке. Деревянные палочки клетки глухо треснули, чечет запищал, а кот, вытаскивая большую голову из клетки, возбужденно замахал длинным хвостом. В зубах его трепетали крылышки птички. Чечет еще раз глухо пискнул я смолк. Зеленые глаза кота хищно светились. Я заплакал.
В эту минуту вбежал Киря. Он схватил клетку и со всего размаху хотел ударить Сергея по голове. Губы его были плотно сжаты. В глазах стояли слезы Сергей ловким движением вышиб клетку из рук Киря, она удала.
Сергей злобно растоптал её и гордо крикнул: — Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты пичужек не ловил!
— А ты бы лучше выпустил его, чем кошке травить, — дрожащим голосом сказал Киря.
Я подбежал сзади к Сергею, схватил его за ногу и швырнул на пол. Вбежала Александра Леонтьевна. Она злобно поглядела на меня и, молча взяв сына за руку, удалилась.
Мне думалось, что после этой истории и меня и Кирю из приюта выгонят. Но
ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТА
Приютский день кончился. Все укладывались спать вповалку.
Мне не спалось. Я смотрел на щель приотворенной двери, сквозь которую пробивалась полоска света из соседней комнаты.
Я знал, что там занимается Аркашка Аляев — один из старших приютских мальчиков, «здешний». Он учился в школе и, наверно, теперь готовил уроки.
Я тихонько встал и, приоткрыв дверь, заглянул в освещенную комнату.
За столом над книжкой сидел Аляев, положив голову на ладошку.
Я вошел и подсел к столу.
Я думал, что он меня сейчас же выгонит, но Аркашка спокойно посмотрел на меня серыми глазами и спросил:
— Ты захем прихол?
Он говорил тихо, не выговаривая шипящих звуков, точно что-то мешало во рту.
— Так, — ответил я. — Я тебе не помешаю, Аркаша. Ты дай мне какую-нибудь книжку, я посмотрю картинки.
Мой покорный и ласковый тон, должно быть, подкупил Аркашку. Он улыбнулся и спросил:
А ты хитать умеех?
Умею маленько.
Аляев снова улыбнулся, порылся в ворохе книжек в сунул мне толстую, в красивом переплете, книгу.
— Перелистывать будех, пальцы не муслякай. От этого книга портится, — предупредил он.
О замиранием сердца я раскрыл книгу и прочитал про себя: «География». Я не знал, что это значит, но спросить не решился. Алиев углубился в книгу.
Я посмотрел сбоку на его коротко остриженную голову. Аляев старательно что-то вписывал в тетрадь. Его оттопыренная, толстая нижняя губа шевелилась.
Сдерживая дыхание, я стал бережно перелистывать книгу. Я никогда не испытывал такого волнения при виде книжки, как сейчас. Передо мной раскрывались горы, люди, звери, реки.
Аляев же вдруг отодвинул свои тетради в сторону, повернулся ко мне и, перелистывая книжку, стал пояснять:
— Вот видих — это вроде карманных хасов. Это — компас… О ним ходи по лесу — и не заплутаехся.
— Куда хочешь, туда и поведет? — спросил я.
— Аха… Вот ты когда будех ухиться, всё узнаех.
Всё, что мне рассказывал Аляев, было просто, интересно и вызывало удивление и восторг. И Аркашка мне казался самым интересным человеком в приюте. Он заслонил собой образ Кири с его коробочками и клетками. Я ушел в этот вечер от Аляева с особым чувством удовлетворения и долго не мог заснуть.
Всегда серьезный, деловитый, Аляев приходил с кипой книг и тетрадей из школы. Много раз я видел, как он, прячась от приютского шума, залезал с книгой на сеновал или уходил в огород, в баню.
Как-то раз Аляев вышел из бани со свертком бумаги. Сергей насмешливо встретил его:
— Эй, банный ученый!
Аляев возмущенно скороговоркой заговорил:
— Тебе хорохо. Тебе есть где заниматься, а мне негде.
В этот вечер Аляев развернул передо мной большой лист бумаги и, сияя какой-то особенной улыбкой, сказал: