Моя сказка
Шрифт:
Она машинально сложила покрывало, оставила его на стуле, потом почти бездумно подошла к двери из своей комнаты и, постояв немного у неё, не то прислушиваясь, не то раздумывая (сама не поняла), закрыла её не только на ключ, но и на стерегущее заклинание, подкреплённое несколькими травами-сторожами.
13
На подоконнике стояла банка с плющом, принесённым из леса. Казалось бы, всего лишь неприхотливый букетик из трёх веточек с изысканно вырезанными листьями. Но один лист был слегка приподнят Синд перед сном — с упором на стакан, прикрытый тонким металлическим кружком. Девушка знала, что сможет выспаться, если применить одну хитрость: лучший, самый глубокий сон — всегда до полуночи, главное — успеть
Глаза открыла будто сразу в день — только на улице, огороженный от неё самой плотными шторами. Зажгла все магические огни и принялась за работу, благо успела стол на середину комнаты передвинуть заранее. А поскольку, когда ещё только разглядывала принесённые вещи, в уме уже сложился нужный образ, то начала сразу: ножницы в руки — и поехали! Работы не так уж много — всего лишь несколько штрихов переделки: убрать слишком стянутый пояс, из-за которого будут выпирать слои жира; расслабить платье, чтобы было слегка свободным, распустив швы для приталивания, и добавить несколько декоративных полосок, чтобы зрительно аляповатость расцветки не бросалась в глаза. Как всегда бывало, немного пожалела, что приходится заниматься такой работой в университете, где все маги. А то бы навела заклинание на платья и на наряды — гуляйте, сёстры, красивые и в лучших нарядах, которые вам так идут!
А сегодня днём, сразу после третьей пары, она пойдёт в университетскую лавку и купит себе платье для бала!..
И чуть сникла, продолжая почти машинально вдевать нитку в иглу, вспомнив: перед сном она испугалась, как бы сёстры не напакостили ей. Могут запросто сказать мачехе, которая завтра приедет, что она целый час танцевала только с принцем. А мачеха не любит, когда младшую выделяют люди статусом выше, как сказал бы папа…
Долгий вздох прорвался сразу, едва вспомнился отец: она так и не осмелилась спросить Нормана, сумел ли он понять, распутать то заклинание, которое держит отцовскую душу в западне, не позволяя вернуться в ещё живое тело… Норман. Новое воспоминание — и Синд виновато, но улыбнулась. Как всё сложно!.. Как сложно… Надо думать о папе, а хочется вспоминать руки Нормана! Его глаза и улыбку… Почему она сначала решила, что он злой? Ах да! Принц и правда был злым, когда увидел на запретном острове студента-первокурсника и испугался за него. Она улыбнулась… Когда она думала о Нормане, будто всем телом опиралась на его сильную ладонь и ничего не боялась.
Ночная тишина, в которой не слышно звуков ни с улицы — шторы занавешены, ни кругом в здании — наверное, кроме неё самой и стражников на вахте, все спят… Тонкая, какая-то прозрачная, уводящая не в сон, а в странное ощущение выхода в другое время… Работая механически, Синд нечаянно выронила небольшие ножницы, которые звякнули о металлические пуговицы платья… Девушка застыла, слушая серебристое эхо постепенно пропадающих звуков…
… Шкатулка, стоявшая в центре круглого стола, доиграла незатейливую мелодию и остановилась на заключительном клавесинном аккорде. Девочка сидела на стуле, подперев подбородок ладошками, а локти уставив в стол. Она с наслаждением прислушивалась к звукам, которые звенели десятки раз в день, но никогда не приедались. Маленькая Синд улыбнулась, вспомнив, что мама и сегодня вечером будет с нею танцевать, обучая новым па…
Отложив иголку с ниткой и шитьё на стол, Синд встала со стула и огляделась. Память будто пролила на неё свои волны, и девушке так захотелось окунуться в прошлое! Так захотелось вернуться в ту самую гостиную, в которой всегда было много цветов! В светлую гостиную, в которой огромные окна всегда были распахнуты, чтобы в них проникал сладкий запах любимых мамой роз!.. И чтобы снова запела шкатулка ту самую песенку, и чтобы рядом оказался… Норман…
Смущённо улыбаясь, Синд подвинула стул к столу. Прошлась рядом со всеми стенами
Всё так же улыбаясь, Синд тихонько пропела любимую фразу — ту, что играла шкатулка. Закрыла глаза и медленно закружилась вокруг стола, то и дело дотрагиваясь до него, чтобы совсем не вылететь из реальности. И позволила памяти овладеть собой на некоторое время, чтобы можно было беспечно, как в детстве, танцевать…
Погружённая в реальность, которую воссоздавала в её личном пространстве магическая память, Синд не замечала ничего!
Память подсовывала видения домашних розовых кустов, привычных с детства… Первым на волшебство пробудившейся памяти откликнулся лес: медленной приливной волной травы и цветы плеснули на каменный двор общежития к закрытому пока окну. Они не ползли, а именно притекали, время от времени, словно пеной, всплёскивая на своём пути на поддерживающих их кустарниковых ветвях. Двор, чья каменная поверхность обычно слегка отсвечивала магический свет фонарей, в месте травяного прилива потемнел и сильно шевелился. Затем сила магической памяти коснулась калины, растущей под окнами… Ветвисто-травяная волна оплела согнувшиеся ветви и на этой жёсткой опоре скользнула подняться по стене. Окно открыто, пусть и зашторенное… Первые плети трав мягко и вкрадчиво вторглись в комнату, где танцевала девушка, с закрытыми глазами, под мелодию почти шёпотом…
А руки Синд, остановившейся на месте, начали сами по себе подниматься. Память властно смешала два чувства, два впечатления: от детских танцев далёкого прошлого — и недавнего, так много обещающего и такого запретного… Синд поднимала руки — положить их на плечи принца. В самооколдованном состоянии она ничуть не сомневалась, что Норман рядом. Ладони трепетно опустились на его плечи, она почувствовала его сильные руки на своей талии…
Травы торопливо собирались напротив девушки в фигуру, которую она видела с закрытыми глазами, которую ощущала чувственно…
… Норман, сидевший за рулём, вздрогнул вдруг всем телом так, что нечаянно чуть не послал машину в овраг, мимо которого троица проезжала.
— Какого дьявола?! — вскрикнул, встрепенувшись и хватаясь за поручни, спокойно до сих пор сидевший и даже потихоньку задрёмывающий рядом Эймери. — Ты что? Засыпаешь? Останови!
— Успокойся, Эймери, — сухо сказал Фернан. — Ты криком его больше пугаешь…
— Сейчас, — недовольно, но и тревожно сказал Норман, отъезжая от пропасти, заросшей видимыми даже в темноте соснами.
Несколько минут они сидели в машине, а потом Эймери заявил, приглядываясь к принцу, чьи глаза слепо смотрели вперёд и который так и не шелохнулся:
— Или ты мне объясняешь, что за чертовщина сейчас была, или… — Он пригляделся и даже в сумрачном свете увидел странную улыбку Нормана. — Ты чего?
Но принц не ответил, и, приглядевшись, Эймери вдруг убедился, что Норман не просто выглядит отстранённым, но, кажется, оглох и ослеп на всё вокруг…
Из темноты заднего сиденья Фернан спокойно сказал:
— Он балдеет, как бы ты выразился, если бы понял это состояние.
— А с чего? — недоумевал Эймери.
— Ну, насколько я понимаю происходящее… Синд танцует сейчас с ним. Дай ему привыкнуть к этому впечатлению.
— Да пусть сколько угодно привыкает, — проворчал Эймери, изумлённо поглядывая на Нормана. — Только пусть и отсядет — я поведу… — И шёпотом добавил: — Фернан, а с чего это он должен привыкать?
— Нормана уже несколько раз пытались захомутать с помощью любовной магии, — тихо сказал Фернан, тоже слабо улыбаясь. — Вокруг него — множество оберегов от неё… Но впервые на нашей памяти девушка танцует, не только думая о нём, но и представляя его рядом с собой. Это особенно здорово, если учесть: он не поверил, что в него самого могут влюбиться. Но сейчас… Не знаю, что именно сейчас делает Синд, но она рядом с Норманом. А теперь и Норман рядом с нею… Это не просто любовная магия. Это магия настоящего чувства. Нам с тобой придётся быть очень осторожными, чтобы не спугнуть их обоих.