Моя сказка
Шрифт:
Ну как им ответить, что эта эйфория, эта жадность к травам — оттого, что она дорвалась до любимого занятия, что теперь когда-то всего лишь увлечение теперь может быть поставлено на серьёзную основу? Она и не отвечала — лишь махала свободной рукой, и здоровалась, и смеялась!..
… Они сидели в машине, наблюдая, как мачеха, одетая так, словно собралась ехать сразу на посольский раут, а не в студенческое общежитие, величественно проходит между двумя рядами прислуги и садится в машину, дверцу которой придерживает…
— Неужели это дворецкий? —
— По рассказам Синд, я понял, что женщина очень богата, — задумчиво сказал Норман. — Но богатство ещё не значит… Фу-у… Уехала.
— Такое впечатление, — сказал Фернан чуть насмешливо, — что вся прислуга вздохнула с облегчением.
— Как и мы, — скептически сказал Норман. — Ну что? Начинаем?
Они встали неподалёку от семейного поместья Синд. Вокруг было достаточно деревьев и кустов, чтобы спрятать под ними машину… Эймери негромко спросил, поглядывая на дорогу с клубившимися на ней облаками пыли:
— С чего начинаем? Норман, ты определил направляющие нити?
О последнем ему рассказал в дороге Фернан. Если душа ещё живущего, например в коме, человека не ушла навсегда, невидимые, тончайшие нити от неё могут привести к телу. Что, впрочем, справедливо и для мёртвого человека, чья душа по каким-либо причинам не смогла уйти в небытие. Норман в направляющих нитях души был специалистом высочайшего класса, поэтому главный спрос и был с него.
— Он не в доме. Надо объехать поместье и попробовать проникнуть в сад. Не знаю, почему сад, но чувствую — нити души тянут меня туда.
Эймери послушался и осторожно направил машину вокруг поместья. В дороге он пытался угадать, где же может быть помещён человек, лишённый души, человек, который не властен над самим собой, а полностью подчинён вздорной бабе, потому что та оказалась хитрей его. И Эймери благодарил бога, что ему так повезло — он смог встать рядом с тем, из-за кого ему волей-неволей, но придётся учиться магии и дальше.
В самом глухом углу, между лесом и поместьем, они оставили машину, припрятав её под огромным количеством сторожевых заклинаний. И не спеша вошли в сад.
Сначала показалось, что этот сад — продолжение леса, причём чащобного, настолько он был запущен. Продирались сквозь такие переплетения старых деревьев, что легче было бы распилить их, нежели попытаться отделить их друг от друга. Перескакивали такие мощные упавшие стволы, что те были соизмеримы лишь, может, с изгородью против чудовищ. А потом появилась тропа. Они вышли на неё как-то неожиданно — и замерли, прислушиваясь. Кусты здесь стояли плотной стеной — то есть за ними всё же в этом месте ухаживали. А может, не за ними ухаживали. Может, поддерживали в хорошем состоянии именно тропинку.
Трое парней стояли недолго. Норман первым перестал вслушиваться.
— Как Синд и сказала: тропа служит связью между двумя поместьями — её и крёстной. Наверное, эта крёстная ходит здесь, чтобы сидеть
Он повёл их за собой, всё так же высоко держа голову — прислушиваясь к малейшему шороху, скрипу или треску. Пару раз все вздрогнули: резко и хрипло вскрикнула какая-то птица. Здесь, в этом тёмном глухом уголке, всё казалось угрожающим. Тем не менее, принц продолжал идти впереди — под внимательным надзором своих друзей-телохранителей… Если бы Норман не держал руки слегка приподнятыми, даже Фернан не разглядел бы тех нитей, о которых было сказано, — так понял Эймери. Но даже Фернан сильно напрягал глаза, чтобы увидеть то, чего легко и невесомо касается принц.
Как в самом настоящем лесу, перед ними внезапно расступились деревья. Они очутились на светлой маленькой полянке, на которой высилась чуть сгорбившаяся избушка, чуть не вросшая в мшистую землю…
— Сторожка? — не выдержал Эймери. — Она выкинула его в сторожку? Даже не оставила дома?! — Он не мог подобрать слов, чтобы выразить своё возмущение.
— Стучим? — вопросительно взглянул на принца Фернан.
— Нет, не обязательно. — Принц подошёл к двум покосившимся ступеням и осторожно положил ладонь на что-то в воздухе.
И отошёл. Эймери сообразил, что он коснулся защитного заклинания. Или сторожа. Но настолько опять-таки тонкого… Разглядел ли Фернан? «Надо начать посещать все занятия по усилению проникающего взгляда», — решил раз и навсегда Эймери.
Дверь не заскрипела, как ожидалось. Хоть и открылась медленно, словно остерегаясь… Эймери забыл, как дышать… Прекрасная женщина, странно сияющая, с белыми косами, струящимися по груди, в длинном тёмно-зелёном платье, безо всяких украшений, не считая настоящей розы, сахарно-алым бархатом темнеющей на плече, внимательно оглядела пришельцев и присела перед Норманом:
— Доброе утро, ваше высочество! Рада видеть вас и ваших друзей.
— Доброго… — проговорил принц, не сводя с неё зачарованного взгляда.
Женщина помолчала немного. Улыбка, приветливая и умиротворяющая, постепенно погасла, потемнели глаза глубоко синего цвета. Женщина поклонилась:
— Войдите, господа. Дорога ваша была долгой. Я напою вас и накормлю, а потом вы расскажете, с чем прибыли. Прошу вас.
И с новым поклоном она отошла вглубь избушки, пропуская мимо себя всех троих.
14
Сразу после приглашения парни немедленно перегруппировались: перед принцем шагнул Эймери, позади — встал Фернан. Обычная ситуация, когда надо войти в незнакомое помещение. Норман привычно поморщился, но подчинился.
Вот только Эймери в дом войти не смог. Он наткнулся на невидимую силу, которая его не пропустила. Попробовав поднажать, он, по впечатлениям, слегка прогнул преграду, словно жёстко натянутую парусину, но проломить или порвать её не смог. Изумлённый, он попытался «увидеть» её, но всех его сил хватило лишь на видение некоего призрачного марева, блеснувшего раз и снова пропавшего.