Моя служба в Старой Гвардии 1905–1917

Макаров Юрий Владимирович

Как я уже писал, на разбивках в гвардейском корпусе новобранцы распределялись по типу. То же самое соблюдалось и в полках. В головные роты батальонов, в 1-ую, шефскую роту, носившую наименование «роты Его Величества», в 5-ую, 9-ую и 13-ую давали всегда люден высоких и видных. В этом отношении хуже всего обстояло с Е. В. ротой, куда шли исключительно великаны. Среди них нередко попадались красавцы и богатыри, но не мало было там и «макарон», длинных белесых полячков, из губерний Калишской, Ломжинской и Петроковской, выросших на картошке и никогда мяса дома не видавших. На хороших солдатских харчах, при двух мясных порциях п при 3 фунтах хлеба в день, ко второму году службы, большинство из них отъедались, выравнивались и становились молодцами хоть куда.

Единственная рота в полку, где по традиции солдаты носили подстриженные бородки, была 5-ая рота. Когда я с нею познакомился, ею командовал штабс-капитан Борис Семенович Пронин, т. п. «Боба Пронин», младший брат командира 2-ой роты. При недурных хозяйственных способностях, строем «Боба» не увлекался, а любил вкусно покушать, в меру выпить, выкурить хорошую сигару и сыграть в бридж. В отношениях с людьми он был совершенный «джентльмен» и, за исключением некоторой ленцы и барства, других недостатков не

имел. Солдаты его любили, а офицеры неизменно выбирали в «распорядительный комитет» и в «суд чести». И даже то обстоятельство, что всю войну «Боба» провел в «начальниках хозяйственной части», должность, которую он исправлял отлично, во мнении офицеров ему не повредило. Под мягкой и либеральной командой Бобы Пронина, 5-ая рота ничем не блистала, но все же оставалась крепкой и надежной ротой и такою была и на войне.

Одна из лучших рот в Полку была 6-ая. Много лет ее воспитывал швед Левстрем, человек твердый и великолепный стрелок. При нем на стрелковом поприще 6-ая рота постоянно соперничала со 2-ой. Когда Левстрем, перед производством в полковники, сдал роту, ее принял А. А. Свешников, тоже отличный стрелок. Судьба его была самая необычайная. На войну он вышел «младшим штаб-офицером». Всякую «ученую» войну он презирал и даже карты читал плохо. Девизом его было: «вперед, без страха и сомненья…» Не было ничего удивительного, что при таком девизе он заработал Георгиевский крест, но довольно удивительно было то, что он остался жив, и что из пяти полученных им в разное время ран, ни одной не было очень серьезной. Когда началась революция, он «ушел в частную жизнь» и превратился в рабочего на каких-то земляных работах. И вот этого человека, которого в течение 4 лет не сумели убить австрийские и немецкие пули, в 1918 году, где-то около Любани, задавило на смерть вагонеткой.

На войну славную 6-ую роту вывел Веселаго, и как все, что этот человек делал, он командовал ею умно и талантливо. В первый период войны фельдфебелем в 6-ой роте был большой молодец подпрапорщик Матвеенко. 7-ая рота, хотя ею долго командовал хороший стрелок, и выдающийся спортсмен Лоде, ничем особенным не выделялась, но зато 8-ая была худшая рота в полку. Лет 7 ею командовал, или, вернее, над ней «шефствовал», капитан Семен Ив. Назимов, личность во многих отношениях анекдотическая. Человек богатый и с большими связями в чиновном и в придворном мире, приятель знаменитого очковтирателя генерала Воейкова и Нововременского журналиста Меньшикова, он занимался правой политикой, биржевой игрой, устройством делишек своей многочисленной родни, одним словом, всем, чем угодно, только не своим прямым офицерским делом. Он мог легко устроить человеку получение ордена, место с приличным складом, или придворное звание. Нужных ему людей он обхаживал весьма ловко. Тех, кто любил поесть, он возил по лучшим ресторанам. Тем, кто был непрочь выпить, он устраивал гомерические кутежи у цыган, или накачивал их шампанским в Собраньи, при чем сам напивался в первую голову. Для настоящего двигателя закулисных пружин в большом масштабе он был слишком глуп, но при деньгах и некоторой доле хитрости, обделывать маленькие дела ему обыкновенно удавалось. В полку его всерьез не принимали, но так как был он человек скорее добрый, когда нужно было кого-нибудь устроить, офицеры и солдаты обращались к нему, и все всегда устраивалось к общему удовольствию. На войну Семен Назимов вышел полковником без определенных занятий и первое время болтался при полковом штабе. Вскоре он исчез и мы о нем больше не слыхали. Надо думать, что он растворился в бесчисленной массе тыловых штаб-офицеров. На войне несчастная 8-ая рота, которая носила громкое имя «Суворовской», т. к. когда-то в 8-ой роте фельдмаршал начал службу, переменила несколько командиров, один другого неудачнее, и среди других рот, в смысле боевой надежности, пользовалась самой плохой репутацией.

В 4-м батальоне были хороши 13-ая и 16-ая роты. Первую на войну вывел Степан Гончаров, а другую Поливанов. Но должен сказать, что об этом батальоне у меня всегда было смутное понятие. Зато 3-ий батальон я знал хорошо, т. к. начал службу в 9-ой роте, а на войне командовал 12-ой. Все роты этого батальона были, пожалуй, одинаково хороши и в хороших руках могли показать, и показывали на войне высокий класс.

Когда в конце мая 1905 года, после отпуска, я явился на службу в полк, меня назначили младшим офицером в 9-ую роту, которой командовал тогда капитан Андрей Александрович Швецов. Он был состоятельный человек. И он и его жена любили театры, рестораны и светскую жизнь, но все это нисколько не мешало ему быть хорошим и исполнительным офицером. Стрельбой и строем он не слишком увлекался, но был прекрасный хозяин, знал людей и рота у него была в порядке. Фельдфебелем у него был старый Филипцов, тоже больше «хозяйственник», чем «строевик». Бывало по целым часам, зимой в канцелярии, а летом в деревянном балаганчике, где жил ротный писарь, ротный командир и фельдфебель вели бесконечные разговоры и главным образом на хозяйственные темы. Кажется в 1916 году А. А. Швецов был произведен в генералы и получил в командование Л. Гв. Гренадерский полк. С полком он достойно воевал, офицерами был уважаем и в его рядах был тяжело ранен.

Свежему человеку может показаться странным, почему я так много говорю о «хозяйстве» и о «хозяйственных» офицерах. Казалось бы, в такой маленькой единице, как рота, какое уж там может быть хозяйство? И тем не менее хозяйство у нас в ротах существовало и довольно сложное. Роты вели хозяйство двух родов. Одно ротное по довольствию, где все определялось раскладкой, установленными ценами и где все контролировалось хозяйственным отделением полковой канцелярии. Это было хозяйство официальное, где все было налицо, и все на учете. Но параллельно с ним существовало и другое хозяйство, ротное, «артельное», где ротный командир был полный хозяин и куда, по возможности, полку совать нос он не давал. В полках искони существовали «вольные работы». За Московской заставой нашему полку принадлежало несколько десятков гектаров отличной огородной земли. Земля эта сдавалась в аренду вольным огородникам, с тем условием, что работать на них должны были исключительно наши солдаты и за условленную плату, обыкновенно рубль в день. Этот рубль делился пополам: полтинник работнику и полтинник в ротную артель, в так называемые ротные «негласные суммы». Если принять во внимание, что на огородах солдат работал полтора месяца, сентябрь и половину октября, то за это время он зарабатывал,

считая праздники, круглым счетом до 40 рублей. Из них 20 он клал себе в карман, а другие 20 сдавал в ротную артель. Когда же таких огородников рота имела возможность послать десять, то в артельные отчисления это давало уже почтенную сумму в 200 рублей. И такие работы выполнялись из года в год. Нечего и говорить, что солдат, желающих идти «на огороды», было всегда много больше, чем можно было послать. Каждому из «огородников» давалась расчетная книжка, где все его заработки и забранное было проставлено, и за три года службы, к выходу в запас, у многих накапливались приличные деньги. Артельные негласные суммы, которые в некоторых ротах достигали двух тысяч и больше рублей, ротные командиры в ротах, конечно, не держали, а сдавали их в банк на общий счет командира и фельдфебеля. В зависимости от хозяйственных талантов ротных командиров, некоторые роты были богаты, другие только состоятельны, а третьи сравнительно бедны. В курсе ротных хозяйственных комбинаций держались только фельдфебель и артельщик. Своих младших офицеров в эти дела ротные командиры обыкновенно не пускали. Теперь: куда шли артельные деньги? Нужно помнить, что казна и солдат и офицеров всегда содержала нищенски. До 1906 года солдат от казны не получал даже мыла, не говоря уже о чае и сахаре. И вот все, что казна не хотела или не могла дать и все, что было необходимо для содержания в чистоте и в нормальных удобствах сотни молодых людей, все это покупалось и заводилось на ротные негласные деньги. Во всех ротах были заведены кипятильники, где имелся кипяток с утра и до вечера, держалась в порядке одежда и аммуниция, шились и чинились сапоги, покупались вакса и щетки, заводились теплые одеяла, заводилось и чинилось постельное белье, простыни и наволочки, заводилось и чинилось носильное белье, мастерились табуретки, покупался чай и сахар, широко отпускалось мыло, и на каждый день и на баню, покупались бритвы, ножницы для стрижки ногтей и машинки для стрижки волос, и отпускались деньги на ротную школу. Должен сказать, что все это я знаю исключительно из наблюдений, т. к. в мирное время ротой никогда не командовал, а командовал только на войне, где все было много проще и денег было много. Но думаю, что сказанного достаточно, чтобы увидеть, что у настоящего рачительного ротного командира в мирное время было много дела и много забот. С 1906 года солдатам казна стала отпускать «мыльное к чайное довольствие», но за то, кажется, еще через год, были уничтожены «вольные работы». Помню, что старых ротных командиров эта мера не очень обеспокоила и какими-то путями артельные суммы все-таки продолжали пополняться.

Существовала, между прочим, курьезная аномалия. Роты были богаты, а полк, т. е. полковое хозяйство, бедно. На хозяйственной почве между ротами и полком велась постоянная война. Полк, например, предлагает ротам «озаботиться заведением новых чехлов на соломенные матрасы». Роты отвечают, что на такой расход у них нет денег. Полк ставит «точку на и» и разъясняет, что расход этот надлежит произвести на ротные негласные суммы. Роты отвечают, что негласных сумм на такой расход им не хватит. Рассерженный полк принимает драконовскую меру и предписывает ротам в трехдневный срок представить в хозяйственное отделение полковой канцелярии подробный отчет об имеющихся у них негласных суммах. Припертые к стене ротные командиры держат совет. Нагло врать им все-таки не хочется, а показать честно нет никакой возможности. Негласные суммы слишком велики и если цифру их полк узнает, он сможет просто приказать отчислить хотя бы только половину их в полковые хозяйственные суммы. Ротные командиры идут торговаться с начальником хозяйственной части и дело кончается компромиссом. Хозяйственная автономия за ротами до времени оставляется, но жирный кусок из артельных сумм оттягивает себе полк.

В 1909 году А. А. Швецов был произведен в полковники и сдал 9-ую роту Романовскому, который только что окончил Военную Академию, с зачислением в Генеральный Штаб и вернулся в полк. По закону все офицеры, окончившие дополнительный класс, т. е. 3-ий год академии, перед тем, чтобы надеть форму Генерального Штаба, обязаны были отбыть двухлетний ценз командования эскадроном или ротой. Каждый старался отслужить этот срок у себя в полку. Тогда же переменился в 9-ой роте и фельдфебель. Ушел старый Филиппов и на его место был назначен Мих. Гавр. Новиков, вскоре произведенный в подпрапорщики. Он был уже мужчина новой формации, молодой, представительный, кажется бывший рабочий и совершенно интеллигентный человек. Иметь с ним дело было одно удовольствие.

Сергей Вл. Романовский, он же «генерал Ро», с которым я познакомился еще тогда, когда юнкером посещал гостеприимную квартиру капитана П-ва в офицерском доме, был во всех отношениях блестящий офицер. Умный и живой, с кипучей энергией, военную службу он любил всей душой и своему делу отдавался с самозабвением, просиживая в роте с раннего утра и до позднего вечера. Соперничество между военными частями и местный патриотизм каждой есть, один из главнейших факторов военного совершенствования. При приеме Романовский перед строем объявил, что «хотя он имел счастье принять роту в отличном состоянии, но так как в совершенстве нет предела, он приложит все свои силы, чтобы славная 9-ая стала лучшей ротой в полку по стрельбе, по строю, по гимнастике и по поведению и что он твердо уверен, что г-да офицеры, и фельдфебель, и командный состав, и все чины роты ему в этом помогут. Рота крикнула «ура» и все обещали стараться. Вскоре подошел ротный праздник.

Праздником роты всегда считался праздник того образа, который висел в роте прямо перед входом. Образа эти очень большие, в серебряных ризах, были вделаны в деревянные киоты, на подобие церковного иконостаса, и место это было обыкновенно огорожено деревянной решеткой. Перед образом всюду висели лампадки, всегда зажженные. Деньги на масло отпускались из ротных сумм. В качестве специального ротного покровителя, в одной роте висел Александр Невский, в другой Дмитрий Ростовский, в третьей св. Владимир, и т. д. У нас в 9-ой роте висел образ Мирликийского чудотворца Николая. Этот маленький, с квадратной седой бородкой добрый старичок, с чисто русским лицом, хотя и был итальянец, в прежние времена был перегружен работой. Кроме моряков, которых он опекал специально, он считался официальным заступником и покровителем всей старой России. Когда дела там шли из рук вон плохо и казалось не было выхода, умные люди грустно качали головами и говорили: «Одна надежда на Николу Угодника…» Что мог он, конечно, делал, но слишком уж много у нас наваливали на его старые узенькие плечи. На такую махину одному старичку было определенно не разорваться.