Моя служба в Старой Гвардии 1905–1917
Шрифт:
«Идем почти без привалов всю ночь. В батальоне все офицерские лошади отосланы за строй. Офицеры во главе с командиром батальона все спешились, чтобы, предвидя тяжелый поход, подавать пример солдатам. Чем ближе к утру, тем полк все более ускоряет шаг. Идем шагом «берсальери», так как полк равняется по лошади командира полка, делая должно быть, верст шесть в час. Одна из коротких остановок, после пройденных одним духом 9–10 верст. Судя по солнцу часов 8 утра. Команда: «Стой, равняйсь, составь, разойтись!» Картина классическая. Все поле по обе стороны дороги усеяно «орлами».
Подлетает командир полка и громким голосом, расчитанным на то, чтобы весь батальон слышал, начинает разносить стоящего посреди шоссе полковника Зыкова за то, что тот осмелился разрешить солдатам отправлять свои надобности прямо в поле, вместо того, чтобы предварительно рыть отхожие ровики. Мы все так и опешили. Это при 42-верстном-то переходе!»
28 августа. Из записок другого офицера:
«Подходим к деревне Карпювка. Идем спокойно в походной колонне. Вдруг неожиданно над нами разрываются
В окопах Эттер почти никогда не показывался, но помню раз в апреле 15-го года, под Ломжей, он явился на мой участок, проходивший по совершенно разбитой деревне Комарово. От всей деревни остались только кое-где торчавшие печные трубы. Помню явился он вечером после ужина и по обыкновению с большой свитой. Участок был беспокойный. Немецкие линии от наших шагов на двести. Вместо того, чтобы прийти одному с адъютантом, прийти незаметно, всех обойти, поговорить с людьми, одним словом своим визитом принести пользу, вся компания ввалилась к нам так неумело, что немцы их сразу же заметили и открыли по нас жесточайшую артиллерийскую стрельбу, продолжавшуюся минут двадцать. Все эти двадцать минут визитеры стояли прижавшись носами к брустверу, а затем уже с большой осторожностью, и на этот раз по одиночке, отправились домой в тыл.
24 августа. Кщеновский лес. Записано со слов командира 5-ой роты капитана Николая Тавилдарова:
«В лесу идти было довольно погано. Помимо шрапнели он насквозь простреливался и ружейным огнем. Подлецы австрияки били сплошь разрывными пулями, которые щелкали по деревьям и разрываясь в мелкие кусочки, давали в сумерках синие огоньки. Когда я накануне спросил у пленного офицера, почему они нарушают постановление Гаагской конференции и стреляют разрывными пулями, он сначала стал клясться и божиться, что они этого не делают, но потом признался, что они употребляют их «в самом ограниченном количестве и исключительно для пристрелки». Врал подлец. Какая уж тут пристрелка в лесу… Да и мы сами у пленных и убитых находили целые подсумки разрывных. Их можно было узнать по синим ободкам на нуле. Так вот, эти подлые синие огоньки каждую секунду вспыхивали то здесь, то там. Я инстинктивно жался ближе к деревьям. Слева от нас шла 6-ая рота. Веселаго увидел меня, подошел поближе, поправил пенснэ и с плутоватой улыбкой кинул:
— Николай, ты очень тонкие деревья выбираешь… Ты норови потолще…
Я со всего размаху послал его к чорту. Наблюдавшие эту сцену окружающие чины, кажется, искренно веселились. Выйдя из лесу мы почти сразу же залегли и начали перебежки. Вдруг видим позади и справа от нас показывается пешая группа человек в шесть. Эттер, С — б, П — ов, и два ординарца. Ванечка почему-то в расстегнутом пальто на красной подкладке. Красные полы развеваются по ветру. Остановился около меня и спросил, где батальонный командир. Вешняков шел при 6-ой роте. Мне пришлось подняться. Нельзя же было в самом деле лежа отвечать стоящему рядом командиру полка. Такой прыти от всей этой штабной команды я признаться не ожидал».
Запись командующего 12-ой ротой. 9-го сентября. Взятие предмостного укрепления Кржешов.
«B атаку батальоны поднялись без видимого приказания свыше, как-то сами собой. Управление полком будто отсутствовало. Еще утром в деревне, из которой начали расходиться батальоны, мы продефилировали перед командиром полка. Но уже после занятия исходных для атаки позиций, связь со штабом полка порвалась и больше в этот день так и не восстановилась. Знаю это, так как в течение дня многократно на эту тему обменивался впечатлениями с командиром батальона. Эмблемой командира был полковник Г. Г. Тимрот, который сказал Зыкову, что не знает, где застрял штаб полка, и что он поэтому пристраивается к 3-му батальону. Все наступление до взятия нами Кржешова, Гр. Гр. совершенно один, без единого солдата связи, шел с первой линией 3-го батальона, спасая перед нашим лицом честь пропавшего командира.
12-ая рота составляла крайний левый фланг первой линии и теоретически поддерживала связь с 5-ой ротой, единственной из 2-го батальона еще не перешедшей реку Сан. 12-ая рота наступала по гребню, а вправо до горизонта виднелись двигавшиеся без остановки цепи, цепи и цепи… Весь полк наступал не задерживаясь, равняясь как на маневрах в Красном Селе, и впечатление от этого получалось как от бесконечного ряда волн морского прибоя. Чувствовалось, что такого прибоя никто остановить не в силах. Уже подходя к гласису крепостного вала, ожидая с минуты на минуту, что австрийцы откроют огонь в упор, рота ускорила шаг и скорее бежала чем шла. Чтобы дать верное направление штыковому удару, я сильно оторвался от роты и шел шагах в 50 впереди. Я пересекал глубокий сухой ров, лежавший перед бруствером и в этот момент между мной и ротой что-то разорвалось со страшным грохотом и столбом черного дыма, причем меня поразило отсутствие
В это время Зыкова разыскивает конный ординарец из штаба полка, и передает письменное приказание командира полка батальону стать на ночлег в такой-то деревне, где-то на линии, с которой рано утром мы начали расхождение батальонов, выставив усиленное сторожевое охранение в сторону Кржешова, «занятого неприятелем». Зыков в недоумении. Ночь уже наступила, в двух шагах перед собою ничего не видно, а до штаба полка, по словам ординарца, не меньше 10 верст. Зыков вошел в какой-то дом писать донесение командиру полка. Я с несколькими чинами оставался посреди местечковой площади, ожидая размещения роты по квартирам. В это время на меня натыкается группа всадников. Во главе с трудом узнаю начальника дивизии генерала Олохова. На его окрик докладываю, что перед ним командующий 12-ой ротой Семёновского полка.
— Поздравляю в Вашем лице славный Семеновский полк с его блестящей победой. — (Победа главным образом была одержана 2-м батальоном, где 6-ая рота с капитаном Веселаго, с боем форсировала переправу через Сан, перейдя реку по горящему мосту. Ю. М.).
Оказывается я был первый офицер, на которого в кромешной тьме натолкнулся в Кржешове Олохов. Я ухватился за его присутствие и попросил его подождать одну минуту, пока я пошлю за командиром батальона, который очень озабочен только что полученным от командира полка приказанием. Зыков пришел, выслушал лестные поздравления начальника дивизии и тут же доложил ему о недоразумении со штабом полка. Олохов сказал, что отменяет приказание командира полка, приказывает полку оставаться на ночь на своих местах, а Зыкову приказывает известить об этом полковой штаб».
Хочу сказать несколько слов о наших боевых наградах.
В старой царской армии офицерам давались те же ордена, что и гражданским чиновникам, с той разницей, что военные украшались вделанными в орден крест на крест золотыми: мечами, а наверху над орденской лентой, из той же, но узенькой ленты прикреплялся бант.
В официальных бумагах так и писалось, напр. «Орден св. Анны III степени с мечами и бантом».
Наши ордена были в младших степенях — кресты. В старших к ним прибавлялись широкие ленты, которые на мундире носились через плечо, и звезды, которые носились на груди сбоку.
Ордена были такие. Самый младший крест св. Станислава, орден взятый из Польши и введенный у нас после присоединения Царства Польского в царствование Александра I. За ним шел крест св. Анны, орден учрежденный Павлом I. За ним следовал крест Св. Владимира, установленный Екатериной II, 22 сентября 1789 года. Был еще орден «Белого Орла», тоже польский орден и орден Александра Невского. Наконец, самый старший в Империи был орден Андрея Первозванного, цепь и голубая лента через плечо. Этот орден, учрежденный Петром, всегда давался членам царской фамилии и мог даваться главам иностранных государств и самым важным государственным сановникам. Давался он чрезвычайно редко. В мое время, кроме царской фамилии, во всей России Андреевских кавалеров было самое большое человек пять или шесть. Андреевским кавалерам, даже и не в военной форме, полагалось вызывать караул.
Впрочем обыкновенных рядовых офицеров ордена выше Владимира интересовали исключительно академически. Это были ордена генеральские и к нам касательства не имели.
Боевые награды шли в таком порядке. Самый младший военный орден был Анна 4-ой степени, на офицерском жаргоне носивший название: «клюква». Он состоял из медальки с красным крестом внутри и с короной наверху. Медальки эти приделывались к рукоятке шашки, а на эфесе вязью вырезывались слова: «за храбрость». К такой шашке, или сабле, или шпаге, вместо обыкновенного черного полагался красный «анненский» темляк. «Клюква» хотя и самая младшая, была приятная награда и очень ценилась офицерами. В то время как другие боевые ордена, кроме Владимира и разумеется Георгия, носились только в парадных случаях, «клюква» и красный темляк, были при офицере всегда. Надел шашку и видно, что боевой офицер.
Следующий за «клюквой» шел Станислав III степени и носился он в колодке. За ним шла Анна III степени, также в колодке. За Анной шел Станислав II степени и носился он на шее. За ним шла Анна II степени, тоже на шее.
При получении старшего шейного ордена, соответственный младший переезжал на борт.
После «Анны на шее» шел очень приятный орден: «Владимир IV степени с мечами и бантом». Приятность его заключалась в том, что он носился на груди: или в петлице сюртука постоянно. За Владимиром маленьким следовал Владимир III степени, большой, также разумеется с мечами и носился он также постоянно на шее.
В наше время ордена и медали, эти последние главным образом в память чего-нибудь, укреплялись на колодке и колодка эта или надевалась или нет. До такой умной вещи, чтобы вместо орденов, в менее парадных случаях, носить маленькие колодки только с ленточками, до самой революции у нас так и не додумались.
Вот и все офицерские, так называемые «очередные награды». Ордена эти можно было получать и «вне очереди», перескакивая через один и больше, а потом возвращаясь назад. К примеру скажу, что мои собственные боевые награды скакали вперед и назад с необычайной резвостью: «клюква», Владимир IV степени и Анна III степени.