Моя сумма рерум
Шрифт:
– Ничего я не грущу.
– Нет, грустишь, - она чуть ли не лежала на моей стороне парты и с любопытством заглядывала в лицо.
– Такие вещи сразу видны. Да, Зой?
Услышав своё имя, Зоя вскинулась и оторвалась от телефона.
– Что?
– Я говорю: Никита симпатичный. Да?
Зоя развернулась в мою сторону и внимательно, на полном серьёзе, посмотрела. Кровь резко прилила к лицу, стало жарко, и я готов был лезть под парту.
– Да, - с лёгкостью подтвердила она.
– Наконец-то
Мое сердце подпрыгнуло. Чуть не задохнулся от радости. Значит, я ей тоже понравился.
Криворотов, сидевший на следующей парте за Зоей, одобрительно, но чересчур усердно стал гладить её по голове, и она, фыркнув что-то вроде: "Сто раз просила так не делать", принялась выкручивать ему пальцы.
– Слышь, - сзади подергали за рубашку.
– У тебя девушка-то есть?
Я обернулся. Емельянова - синеволосая девчонка с бритым виском с одной стороны и длинной чёлкой с другой. В левой брови пирсинг. Подружка Поповой.
– Нет.
Я опасался, что вот-вот начнется рофл и глум. Подобные разговоры никогда ни к чему хорошему не приводят.
– Ничего, подберем. Тебе какие нравятся? Блондинки или брюнетки?
Она хитро подмигнула Поповой.
– Синие, Емельянова, ему нравятся, не сомневайся, - подал голос Тифон.
– На синих парни всегда в первую очередь западают.
– Ты что ли западаешь?
– тут же огрызнулась Емельянова.
– Для меня вы все на один цвет.
– А ведь и правда, - на весь класс воскликнула Емельянова, будто открытие сделала.
– Слушай, Никита, ты-то хоть девчонками интересуешься? Или мы для тебя тоже на один цвет?
– Но если даже так, - с лёту подхватила шутку Попова.
– С Трифоновым дела не имей. Он, хоть и секси, но психический и злой.
– Твоя глупость, Попова, лишний раз подтверждает мою правоту, - Тифон спокойно и снисходительно улыбнулся.
После этих его слов, они обе, как с цепи сорвались и на весь класс загалдели, перебивая друг друга.
– Эй, Трифонов, когда же камминг-аут?
– Может, в одиннадцатом, наконец, порадуешь?
– Да, ладно, чего стесняешься, весь мир уже так живет.
– Боится, что его друзья-гопники узнают.
– Да все самые брутальные мужики - геи. Стетхем, Дэниел Крейг, парень из "Побега", даже Гендальф. Ты, Трифонов, в этом списке будешь отлично смотреться.
Они так расшумелись, что все, включая Дятла развесили уши.
Тогда Тифон насмешливо и громко сказал Лёхе:
– Ну, что за несправедливость? Почему бабам нельзя вломить, чтобы они хоть немного базар фильтровали?
– А если ты ещё будешь угрожать, - вредным голосом заявила Емельянова.
– То я скажу директрисе, что ты нифига не толерантный.
– И тебя из школы выгонят, - добавила Попова.
–
Они специально по-всякому задирали его, зная, что сделать им он ничего не может. Лёха тоже это понимал, поэтому не влезал, просто сидел и молча угорал, похлопывая Тифона по плечу, чтобы тот не нервничал.
Класс оживился. Отовсюду посыпались шутки и смешки.
Вдруг, спокойно сидевший перед нами Яров внезапно поднялся и вышел в проход между партами.
– Вам сказали читать, вот и читайте, а кто ещё рот откроет, вылетит за дверь, Ясно?
У него был уверенный, ровный голос и красивое, но слишком серьёзное лицо. Народ сразу послушно притух.
Одна только Емельянова, непокорно, но негромко тявкнула:
– Ой, как страшно.
– А ты, - Яров резко развернулся к ней, - вылетишь первая, потому что я, в отличие от некоторых, толерантен и гендерных различий не делаю.
Емельянова злобно зыркнула, но промолчала, угроза подействовала. Только стоило ему вернуться на своё место, как она снова намеренно громко зашептала Поповой:
– Меня глючит или сейчас Яров за Трифонова заступился?
В ответ Попова только передернула плечами. После наезда Ярова ей продолжать не хотелось, да и во всем классе повисла какая-то неприятная, выжидающая тишина.
Я посмотрел на Тифона. Он сидел вроде бы глядя в учебник, но желваки играли, румянец разгорелся больше обычного, взгляд уперся в одну точку. Мощная волна негативного напряжения, окатила всех.
Лёха с непривычно серьёзным лицом толкнул Трифонова под локоть. Но тот резко отдернул руку.
По соседнему ряду снова пополз шепоток. Глупая шутка грозила вот-вот перерасти в какой-то серьёзный конфликт.
– Мне рыжие нравятся, - неожиданно сам для себя сказал я.
– Как Трисс Меригольд и Эми Адамс.
– Какой шаблон, - моментально откликнулась Емельянова.
– Сразу ясно, что с фантазией у тебя слабо.
– А вы знаете, что?
– спешно продолжил я.
– Говорят, что в будущем, приблизительно лет через сто, рыжеволосые люди совсем исчезнут.
– О, Миронова, через сто лет ты исчезнешь, - подал голос прыщавый парень, сидевший рядом с Емельяновой.
– Через сто лет мы все исчезнем, - сказал я.
– Ну, потомки там какие-нибудь, дети. Выходит у Мироновой дети рыжими не будут уже.
– Дурень, они по-любому не будут у неё рыжими, - Попова снова оживилась.
– Они же с Нинкой крашеные.
– Оль, - Зоя посмотрела на неё осуждающе.
– Кончайте выпендриваться уже.
– В будущем люди вообще все одинаковые будут, - сказал кто-то из третьего ряда.
– С маленькой головой, длинными руками и темнокожие.
– О, походу Малыгин человек будущего, - подхватили другие там же сзади.