Моя свекровь и другие животные
Шрифт:
Сумочка вновь шлепнула по носу и, соскользнув, впилась металлическим уголком в глаз, благо Нкрума успел вовремя зажмуриться.
– Мама! Я не…
Как такое получилось?
Письмо.
Анкета, которую Нкрума собирался заполнить честно.
Брат.
Погоня.
Пустыня.
Отправка… первый пункт…
– Ты не подумал? Не успел подумать, занятый беготней по пескам… ты… – сумочка поднималась и опускалась на голову со звенящим гулким звуком. Может, конечно, звук этот исходил не от сумочки, а от головы, которая,
– Мама, но как же…
– Как дети? Те здоровые девочки, которыми наш род мог бы гордиться? – Матушка сдула с носа длинную прядку. – И крепкие мальчишки, чьим воспитанием я бы занялась и, поверь, не повторила бы своих давних ошибок? Или как наша репутация? Или твои перспективы в Союзе… хотя нет, в Союзе подобные браки весьма модны… небольшая генетическая коррекция решит проблему с размножением, или же всегда можно воспользоваться донорской утробой.
Матушка взмахнула рукой и замерла.
Нахмурилась.
Коснулась пальчиком виска, стирая морщины, которые осмелились появиться на ее совершенном лице. И совершенно иным, спокойным, голосом произнесла.
– Надеюсь, теперь ты осознаешь, в какое неудобное положение поставил весь наш род.
Нкрума мазнул хвостом по ковру.
Не то чтобы он осознавал, во всяком случае, подозревал, что осознание это, на которое матушка столь уповала, было недостаточно глубоким, а раскаяние – искренним. Но годы жизни и немалый опыт подсказывали, что в данном конкретном случае следует согласиться.
Вообще, если с матушкой соглашаться, жизнь станет спокойней.
Предсказуемей.
А шкура – целее.
– Хорошо… хорошо, что есть шанс все исправить. Ты ведь постараешься сделать все возможное, чтобы исправить?
– Конечно, мама.
– Чудесно. Я не сомневалась, что ты еще не потерян…
В данный конкретный момент времени Нкрума Одхиамбо из славного рода Тафари не отказался бы потеряться, сгинуть где-нибудь в песках Великой пустыни или, на худой конец, в Большом пылевом облаке Ифферно, которое, по новым данным, считалось условно разумным, а потому было запрещено для посещений.
Но он лишь кивнул.
И позволил взглянуть на матушку сквозь ресницы. Выглядела та подозрительно довольной, что предвещало близкие перемены в жизни Нкрумы.
– И эта выходка слишком нелепа, чтобы за ней не искали второго дна, – матушка положила сумочку на столик.
Щелкнула пальцами.
И приняла стакан с ледяной водой. Сделала глоток, прополоскала рот и сплюнула в приоткрытый венчик сацеллии. Получив долгожданную влагу, тот захлопнулся и свернулся в темно-красный шар. Шар втянулся в горшок, но не прошло и минуты, как на поверхности его появились тонкие иглы с капельками нектара…
– Да, пожалуй… будет интересно…
И где-то в углу комнаты зазвенела глупая пустынная муха, разбуженная сладким этим ароматом.
– Итак, дорогой, – матушка
Муха замерла.
Желтое полупрозрачное тело ее преломляло свет. Дребезжали слюдяные крылья.
Она казалась обманчиво неподвижной.
– …Дом убрать… гости… мы обязаны представить твою избранницу всем… надеюсь, она окажется милой… если нет, это не так и важно.
Не важно?
Да…
– Для тебя, дорогой, она будет самой прекрасной женщиной во Вселенной. Надеюсь, пол-то ты не забыл указать? Потому что если забыл, то вполне возможно, он будет самым прекрасным мужчиной во Вселенной.
Нкрума сглотнул.
Громко так.
А муха опустилась пониже. Она зависла над особенно крупной каплей, в которой отражались и она сама, и еще частично – белый потолок комнаты. Капля дрожала, муха колебалась.
Ее мучил голод.
И опасения.
– Но мы ведь надеемся на лучшее, верно? – Матушка ободряюще похлопала по руке. – В конце концов, нашему народу давно пора покончить с вековыми предрассудками и замкнутостью, которые лишают мир благ цивилизации.
Нкрума вновь сглотнул.
Он в упор не помнил, указывал ли в анкете пол. Ему это казалось очевидным, там, в пустыне. А теперь…
Самец.
Самка… гермафродит? И какие еще есть варианты?
Воображение нарисовало мелкого рыжего самца, покрытого частично хитином, частично – чешуей. И шелка традиционного облачения невесты-круонца сползали с могучих плеч его, задерживаясь на россыпи хитиновых выростов. Невест тянул суставчатые руки, желая заключить Нкрума в горячие объятья.
Щелкали жвалы в жажде поцелуя.
Дрожали веерообразные усы, роняя шелуху отлущенных чешуек, и в фасеточных глазах невеста читался молчаливый укор.
Нкрума вздрогнул.
И покосился на столик. Под ним, конечно, не спрячешься, но если взять катер и запросить политического убежища…
– Ты вот-вот станешь членом Галактического Совета, что огромная честь и для тебя, и для нашей семьи… – Матушкин голос звучал ровно, с верной толикой пафоса.
Муха опустилась ниже.
Коснулась хоботком нектара и, уверившись, что капля безопасна, опустилась на ловчий отросток.
– …Хотя, конечно, непонятно их желание видеть в Совете самца… войны – это одно, а управление государством – совсем другое.
Ловчий отросток покачнулся.
Свернулся.
И исчез под землей вместе с мухой, облепленной сладким пищеварительным соком сацеллии.
– Но это неважно, главное, что этим браком мы продемонстрируем уважение к межнациональным ценностям империи и готовность…
Муху было жаль.
Но себя жальче.
– Мам, а может…
Воображаемый невест выпустил дыхательные отростки, на которые мигом налип песок.