Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика
Шрифт:
Тут хочется заметить, что в русском языке слова «работа» и «бизнес» вроде и синонимы, но далеко не синонимы. Работа – она для денег, но и для дела, для души, для общества, для некой общей цели. Бизнес – однозначно для денег и ради денег. Главный критерий успешности в бизнесе – финансовый результат. Красота, которую создаёт садовник или отыскивает в хаотическом мире фотограф, – пустяк, если не имеет солидной материальной оценки. Обманутого или обездоленного утешают: «Бизнес есть бизнес!» Иными словами, правят миром деньги, и если тебя «просчитали» и выбросили,
Говорю это к тому, что большинство героев романа – ушибленные бизнесом люди, потерявшие в своё время работу.
Но какие, однако, симпатяги встречаются среди доброй сотни персонажей! Пусть иногда и мельком, но как греет душу их взгляд, улыбка, фраза, жест, поступок, вынужденное молчание… Это – люди работы, дела, не бизнеса. Мы видим их в каждодневной жизни, и, если бы не они, пришлось бы сто раз на дню кричать «караул!» и лезть в петлю.
Попытка слепить положительно-идеальный образ там, где его быть не может по определению, не удалась и Гоголю. Вспомним искусственно взращённого Штольца, вспомним судьбу второго тома «Мёртвых душ».
Вспомним, наконец, Драйзера и его трилогию о финансистетитане-стоике Фрэнке Каупервуде со стальными глазами, написанную сто лет назад… У них невозмутимый бизнесмен Фрэнк, шагающий к успеху по головам, у нас – бывший капитан ракетных войск Миша, переженившийся в сорок лет на подружке своей дочери и не знающий, по большому счёту, на хрена ему эти огромные деньги. По бл…м ходить?.. На джипе по Москве разъезжать? Расширять своё унитазное дело? Помогать церковь строить?.. Ему бы не бизнес – ему бы хорошее дело, работу.
Поляков силён выдумывать и складывать новые слова – неологизмы, придавать им неожиданный смысл, отчего филологических жемчужин – мелких и крупных – на страницах романа хватает.
Вот, например, об умилительном восторге позднего отцовства: «Ведь подумать только: от тебя, полузаморенного пенька, вдруг отпрыскивается новый, зелёный побег, маленький и живой!»
Или: «Глядя на эту красотку, вздыхали даже седые режиссёры, давно растратившие свои мужские пороховницы на блудливых помрежек и ногозадиристых студенток ВГИКа».
А вот ещё: «Милиционеры оглядели двор, пожали плечами и, решив, наверное, что драка умордобоилась сама собой, утарахтели».
Или «выдвиженец» – сам догадайся, про какой орган сказано. Хорошо, что в романе нет политики в том плоском смысле, когда автор устами своих героев знакомит читателей с личными взглядами на происходящее в стране и мире. Удержаться от морализаторства и прямого осуждения тех или иных вывертов власти удаётся немногим современным писателям. Литература жива характерами, героями, и у Полякова государственная политика (как и её отсутствие) прослеживается в их судьбах.
Если говорить не о сверхзадаче, а о сверх-сверхзадаче творчества, то романы, подобные романам Полякова, выполняют важнейшую для литературы роль – они поддерживают планку, задают высоту. В чёрные смутные
А соблазн вылечить весь народ стаканом «заряженной» воды был, и нешуточный!
Кто в России пишет сейчас столь художественно, смачно, ярко? И чтобы пять лет класть на роман? Разве что русские классики так писали. Зато и папиросная бумажка не влезет между словами, между эпизодами. Швов не видно – ручная работа, монолит! Пять с плюсом!
Юрий Поляков положил в здание русской литературы двадцать первого века изящный и крепкий камень – роман «Грибной царь». Что приложится рядом? Кто напишет лучше?..
Если судить по гамбургскому счету, к которому в литературе призывал Виктор Шкловский, то Юрий Поляков без всяких натяжек стоит в современной литературе очень высоко. Я бы назвал его лидером. Но не продаж (впереди него Веллер, пошедший на спад Пелевин и ещё пара имён, меняющихся от степени нахрапистости рекламных кампаний), а качества письма. Что касается продаж, то Поляков уверенно входит в пятёрку самых продаваемых и читаемых современных прозаиков, а значит, русский народ не потерял интереса к вкусной, хорошо написанной прозе.
…Ты ведь знаешь, как можно проверить литературное произведение на вшивость: надо вынуть из него сюжет и посмотреть, что осталось. Если с вытаскиванием сюжета сухой остаток отсутствует, то говорить не о чем. Если что-то осталось, значит, это литература…
Удачный сюжет, который движет в «Грибном царе» действие, можно опустить, но ощущение от романа останется. Останутся живые люди, останется ощущение радости и горя, надежды и безнадёжности, ностальгические мотивы и радостные улыбки от удачных фраз…
Писать рецензии стало немодным. Читатель всё равно не верит, что каждая выходящая книжка или журнальная публикация – новый «знаковый роман культового писателя», в котором «зашифровано дерзкое послание человечеству». «Сколько их может быть, знаковых и культовых? – чешет затылок бедный читатель. – Из каких щелей вылезают эти дерзкие шифровальщики? Какие тайные знаки подают человечеству и что шифруют?»
Литература и беллетристика усиленно скрещивается с таблоидами и кроссвордами для умственно отсталых.
Листая «шифрованные тексты», ловишь себя на мысли, что с таким же успехом можно листать стопку чистых листов бумаги, которая в сатирическом романе Юрия Полякова «Козлёнок в молоке» успешно выдавалась за шедевр мирового масштаба и в конечном итоге получила престижную международную премию. Как ни шифруй нуль, он всё равно останется нулем.
Общий книжный вал выглядит столь мутным, словно и не в России с её славными литературными традициями происходит дело. Более того, в Россию, в её историю, в наш народ чаще всего летят плевки этих «культовых писателей» и дерзких шифровальщиков.