Моя жизнь на тарелке
Шрифт:
Можно подумать, будто прежде я никогда не бывала на вечеринках. Полночи кручусь в постели не в силах заснуть, воображая различные сценарии праздника.
Вот мы с Робертом входим в залу. Роберт — в черном, я — натуральная русалка. Лица всех женщин окрашиваются в цвет моего зеленого платья.
Раз десять прокручиваю этот кадр, упиваясь эффектом.
А вот я уже не я, а мадам де Помпадур, перед которой падает ниц весь царственный Версаль.
Так, почему-то в моей фантазии не нашлось места Роберту. Надо исправиться.
Неотразимый
А этот откуда взялся? Господи, заснуть бы. Повернув на подушке голову, смотрю на Роберта. Он даже спит опрятно. Как вечером лег, так утром и проснулся. В той же позе. Будто не живой человек рядом, а фотография спящего мужа в натуральную величину. Футболка белее снега, даже в темноте слепит. Пижамные штаны — я приподнимаю одеяло, чтобы удостовериться — девственно-чистые, без единого пятнышка. Роберт не пускает во сне слюни, не сопит и не храпит. Даже страх берет порой — уж не умер ли?
Должно быть, я все-таки заснула. Последнее, что помню, — как подсчитывала флаконы с лаком для ногтей, имеющиеся в моем распоряжении (никуда не денешься, я глубоко интеллектуальная личность). И все. Дальше провал. А сейчас уже утро. Солнечное утро.
Роберт в ванной, откуда он появляется, чтобы поцеловать меня в щеку и тут же исчезнуть, бросив:
— Встретимся, как договорились. На ирландского гения вряд ли успею, так что увидимся на вечеринке. Приглашение захватил.
Хлопает входная дверь, и тут же на пороге возникают Чарли и Джек. Младший держится за живот и мелодраматически стонет:
— Еды, мам, еды! Я такой голодный. Мамы должны колмить своих детей. — Он укоризненно качает головой.
— Ты только-только встал с постели, Джек. Я же не отказываюсь тебя кормить.
— Я голодный… — Джек со вздохом растягивается на ковре. — Я очень голодный.
— Ну ты и дурень! — встревает Чарли. — Мам, можно «Шоко-Попс» на завтрак? У меня сегодня плавание. Мам, сделай мне сандвич с ветчиной, а не с сыром. Нынче я сыр ненавижу.
— Нынче? С каких это пор?
— Со вчерашних. А ветчину обожаю.
— Ветчина! — оживляется Джек. — А ветчина — это попа свиньи.
— Сам ты попа! — парирует Чарли. — Розовая и жирная!
Джек стартует мгновенно:
— Ма-а-а-а-а-ам!
— Ну все, хватит. Одеться, умыться, зубы почистить и вниз. Чарли, прекрати дразнить Джека, он маленький. А ты, Джек, уже большой, не разводи сырость. Ну! — Я хлопаю в ладоши, будто сержант на плацу (правда, на моих солдатиков это никогда не действовало). — За дело!
Учитывая количество намеченных дел, день обещает быть долгим.
Давно уж я не готовилась к вечеринкам с такой дотошностью. Лет с семнадцати, пожалуй, когда предвкушениевдохновляло, а само событие доставляло массу неприятностей (пригласит? не пригласит? куда крутанется бутылочка?). Зато сборы, о-о… Долгие часы, проведенные за сравнением оттенков розовой помады в витринах «Вулворта» — назло Кейт. Столь же долгие часы, уходившие на выбор пластмассовых клипсов (опять же вопреки Кейт. «Только жемчуг,
Идея пригласить Тамсин приходит мне в голову во время сборов на косметический сеанс — баснословно дорогую процедуру. В самом деле, почему бы и нет? Помогла бы по старой памяти. Оставив сообщение на ее автоответчике, я сажусь в машину. До косметического кабинета не близко, минут сорок езды.
К косметическим кабинетам я отношусь с опаской. Если бы не авторитет Кейт, ноги бы моей не было в этих пыточных камерах. По молодости лет я рискнула несколько раз заглянуть туда — до сих пор дрожь пробирает при воспоминании. Так называемая «чистка лица» превращала меня в… полагаю, слово «образина» как раз к месту. Какое там свидание или вечеринка! Бумажный пакет бы найти, чтобы прикрыть багровую, с отвратительными синеватыми кляксами, зато чистую рожу. Страдала я безмерно. Во всем Лондоне, по улицам которого бродила жертва косметичек, не нашлось бы человека несчастнее.
Страшное унижение эти сеансы, думаю я, припарковываясь у косметического кабинета. Одна болтовня изуверов чего стоит: «Н-да… случай сложный. Не повезло вам с кожей, дорогая. Пожалуй, без тонального крема «Смерть прыщам» не обойтись. А что творится вокруг носа и на подбородке… Немножко запустили, а? Ну, ничего, замаскируем карандашом «Взгляни в зеркало и удавись»».
Однако Кейт за свою Карину головой поручилась, а я маме доверяю — во всем, что касается косметики. И совершенно права, что доверяю. Часом позже меня не узнала бы даже Кейт: кожа чудесным образом разгладилась, щеки втянулись. Представления не имею, что со мной сделала Карина, но даже поры — мое проклятье — с лица будто испарились. Глядя на себя в зеркало, я в очередной раз возмущаюсь тем, как бездарно тратят деньги миллионерши.
Обычно подобные мысли приходят ко мне во время редких прогулок по Слоун-стрит: сколько тонн драгоценностей и косметики, сколько массажных человеко-часов изводят на себя старые перечницы, а смотреть все равно жутко. Будь я замужем за каким-нибудь дряхлым миллионером, я выглядела бы сказочно… и, между прочим, не оглядывала бы никого с головы до ног, как делает вон та особа. Корова чертова. Хотя бог с ней, не иначе как поражается моей младенчески чистой наружности.
Автоответчик подмигивает — первое сообщение от Тамсин, второе (вот странно) от директрисы Чарли. Просит перезвонить. Что стряслось? Дрожащими пальцами быстро набираю номер; перед глазами с шальной скоростью мелькают кошмарные кадры: проломленные черепа, разлетающиеся шрапнелью зубы, перебитые руки-ноги, расквашенные губы и носы всмятку. Школьная секретарша мисс Робертс голоском двенадцатилетней девочки просит минутку подождать. Жду. Лающий бас директрисы, мисс Фитцджеральд, действуют на меня как шоковая терапия — я начинаю молоть вздор.