Моя жизнь на тарелке
Шрифт:
Данфи неожиданно разражается хохотом:
— Ах, этот! Этому можете хамить. Брат моего приятеля… не помню, чтобы его приглашали. Вам здесь нравится? Развлекаетесь?
— Да! — отвечаю четко и трезво. — А вы? Как ваши… э-э… насекомые?
— Избавился. Масло чайного дерева творит чудеса. У вас пустой бокал. Повторить?
— Почему бы и нет? — Слишком громко прозвучало, ну тут все орут. Официант наполняет бокалы. — За ваше… это самое… как его… Танцы.
Мы чокаемся. Странное дело. Обычный жест нас сближает, как пресловутый
— За мое шоу? — подсказывает Данфи.
— Точно. Большой успех, говорят.
Данфи пожимает плечами.
— Похоже, всем понравилось, — соглашается он с ослепительной улыбкой.
Несколько секунд мы потягиваем шампанское. И молчим.
— Красивое платье, — прерывает паузу Данфи.
— Нравится? Класс! — У меня шумит в голове, да и каблуки что-то подкашиваются. Или ноги — как правильно? — Класс. — Кажется, я это уже говорила? А кто это так мерзко хихикает? Неужели тоже я?
— Вы выглядите… м-м… очень мило. — Данфи ухмыляется.
— Комплимент! — ору я на весь зал. — От вас! Кто бы мог подумать?
— Только не вы. — Еще одна улыбка. — Я, собственно, насчет ужина…
— Это была ошибка, да? — Шампанское вмиг выветривается у меня из головы.
— Почему ошибка? Никакой ошибки. А вы не сможете прийти? Как жаль.
— Вы действительно меня пригласили? С какой стати?
— Решил, что это будет мило.
— Мило? — переспрашиваю я тупо. — Мило? Как это — мило? Почему?
— Не знаю. — Данфи заглядывает мне в глаза. Синие. Синие. Синие. У него синие глаза. — Так вы не придете?
Очень хочется пойти. Страшно хочется. Понятия не имею, почему мне вдруг так чертовски хочется пойти на этот ужин.
— Может, и приду. Раз уж это не ошибка…
— Буду ждать, — негромко говорит Сэм.
Господи, и как это я раньше не заметила? Данфи мог бы сделать карьеру на радио. Его голос звучит как… мед. Как мужскоймед, если это вам хоть что-то объяснит. Как мед от пчелок-мужчин. Будь я домохозяйкой у радиоприемника, растаяла бы, ей-богу.
Ха. Я и есть домохозяйка. Причем не у радиоприемника, а у… рядом с живым Данфи.
— Буду ждать, — повторяет Данфи.
— Постараюсь. Честное слово.
— Отлично, — успевает кивнуть он, прежде чем в поле зрения возникает обволакивающаяблондинка.
— Сэм! Вот ты где. — Она припадает губами к его щеке и дергает за руку. — Пойдем, детка, я соскучилась.
Мне остается только в полном одиночестве таращиться на свой бокал. Нет акцента сексуальнее, чем ирландский, это общеизвестно. Данфи тут ни при чем: все дело в акценте.
Хорошо бы раздобыть Роберта. И воды. Можно в другом порядке.
Роберт выгуливает меня по Хокстонской площади. Один круг. Еще один. Десятый. Два-десятый… Тьфу, черт!
— Дыши, Клара. Дыши глубже. Вот, глотни воды. Как это ты умудрилась
— И вовсе я не напилась. Голова кружится.
— Потому и кружится, что напилась, — возражает Роберт, но очень мягко. И гладит меня по голове.
— Ужин… Что делать?
— Ты о чем?
— Я так и знала. Так и знала, что забыла тебе сказать. Ужин в честь Данфи. Сэма Данфи. В «Граучо».
— Допивай воду, Клара. Ты хочешь пойти?
— Не помнишь, чьи это слова: «Никогда не пейте воду, там рыбы трахаются»? На ужин? Не знаю. Сначала не хотела, а теперь… не знаю. Смотря с кем меня посадят. Если рядом с этим Гастролером, то не хочу.
— Решай сама. И не говори гадости. Про воду.
— А что, разве неправда? Скажи, ты хочешь, чтобы я осталась с тобой?
— Я уже сказал — решай сама. Можем поужинать где-нибудь вдвоем. Или же я отправлюсь домой и верну свободу Фло.
— А ты хотел бы, чтобы мы поужинали вдвоем? Очень хотел бы?
— Конечно, Клара. — Роберт усаживает меня на скамейку и притягивает к себе. — Но вдвоем мы всегда можем поужинать, а такой случай еще когда представится. Думаю, тебе стоит пойти.
— Ты не против?
— Нисколько. К тому же с ног валюсь от усталости.
— Ладно. Пойду. Как я выгляжу?
— Кончик носа блестит, а в остальном — отлично.
— Это потому, что макияж от профессионала, — хвастаюсь я, и мы оба хохочем.
Последний круг по площади. Роберт отвозит меня в «Граучо» и целует на прощанье. По-настоящему целует.
20
Целую вечность не была в «Граучо», но здесь всё как раньше: стоит кому-нибудь появиться на пороге, все дружно оборачиваются; среди посетителей по-прежнему избыток лысых толстяков в расстегнутых рубашках и в компании пышногрудых свистушек; по-прежнему полно светил разного калибра; по-прежнему навалом кокаина. Я прокладываю путь — заметно пошатываясь, чего, впрочем, в «Граучо» все равно никто не увидит — через бар, мимо стойки и вверх по лестнице, в отдельный обеденный зал. Кто-то присвистывает мне вслед. И почему это женщин обычно возмущает столь лестный знак внимания? Крайне довольная собой, я гордо взбираюсь по лестнице, пока не замечаю, что вслед за мной поднимается ненавистный Гас.
В зал, уже заполненный гостями, я вхожу в сопровождении этого ублюдка. Чудесная пара.
— Вы все-таки пришли, — говорит Данфи, в комическом ужасе округляя глаза. — Он ведет меня к свободному стулу, а я делаю очередное открытие: у него красивые руки. — Рядом с вами — Кристиан.
Кристианом, к моей радости, зовут того самого чокнутого в лиловой шали и восточных шальварах, которого я приметила еще на вечеринке. Шаль при ближайшем рассмотрении оказывается расшитым шелком и бисером сари. У Кристиана смешные брови кустиками, да и весь он очень забавный.