Моя жизнь
Шрифт:
Тогда я обратился к одному из друзей нашей семьи с просьбой дать мне денег
на проезд и другие расходы, а брат возместит ему эту сумму. Наш друг не
только удовлетворил мою просьбу, но и всячески ободрил меня. Я был ему очень
благодарен. Часть денег я тут же истратил на билет. Затем мне предстояло
приобрести соответствующую одежду для дороги. По этой части специалистом
оказался другой мой приятель. Он купил мне все необходимое. Одни
принадлежности европейской
настоящее отвращение. Короткий пиджак показался неприличным. Но все это были
пустяки по сравнению с желанием ехать в Англию. Я запасся также достаточным
количеством провианта на дорогу. Друзья забронировали мне место в той же
каюте, в которой ехал адвокат Трьямбакрай Мазмудар, вакил из Джунагарха, и
просили его присмотреть за мной. Он был человеком опытным, средних лет, знавшим свет, а я - совершенно неопытным восемнадцатилетним мальчишкой.
Вакил заверил моих друзей, что они могут быть спокойны за меня.
Наконец, 4 сентября я покинул Бомбей.
XIII. НАКОНЕЦ В ЛОНДОНЕ
Я не страдал морской болезнью, но чем дальше, тем больше овладевало мною
беспокойство. Я стеснялся разговаривать даже с прислугой на пароходе. Все
пассажиры второго класса, за исключением Мазмудара, были англичане, а я не
привык говорить по-английски. Я с трудом понимал, когда со мной
заговаривали, а если и понимал, то не в состоянии был ответить. Мне нужно
было предварительно составить каждое предложение в уме, и только тогда я мог
произнести его. Кроме того, я совершенно не знал, как пользоваться ножом и
вилкой, и боялся спросить, какие блюда были приготовлены из мяса. Поэтому я
всегда ел в каюте, главным образом сладости и фрукты, взятые с собой.
Ехавший со мной вакил Мазмудар не испытывал никакого стеснения и сумел
быстро найти со всеми общий язык. Он свободно разгуливал по палубе, тогда
как я целыми днями прятался в каюте и решался показаться на палубе только
тогда, когда там было мало народа. Мазмудар убеждал меня познакомиться с
пассажирами и держаться свободнее. У адвоката должен быть длинный язык, говорил он. Он рассказывал о своей адвокатской практике и советовал
использовать всякую возможность говорить по-английски, не смущаясь ошибками, неизбежными при разговоре на иностранном языке. Но ничто не могло победить
мою робость.
Один из пассажиров - англичанин, несколько старше меня, почувствовав ко мне
расположение, вовлек меня однажды в беседу. Он расспрашивал, что я ем, кто
я, куда еду и почему так робок; он также посоветовал мне обедать за общим
столом и смеялся над тем, что
Красном море, он дружески сказал мне:
– Сейчас это хорошо, но в Бискайском заливе вы откажетесь от своего
упорства. А в Англии так холодно, что совершенно невозможно жить без мяса.
– Но я слыхал, что и там есть люди, которые могут обходиться без мяса!
– Поверьте мне, что это сказки. Насколько мне известно, там нет ни одного
человека, который не ел бы мяса. Ведь я не убеждаю вас пить вино, хотя сам
пью. Но я считаю, что вы будете есть мясо, так как не сможете жить без него.
– Благодарю вас за совет, но я торжественно обещал моей матери не
дотрагиваться до мяса, и я даже думать об этом не смею. Если там невозможно
обойтись без мяса, я лучше вернусь в Индию, но не буду есть мяса только ради
того, чтобы остаться там.
Мы вошли в Бискайский залив, но я не почувствовал необходимости ни в мясе, ни в вине. Мне посоветовали запастись справкой, что я не ем мяса. Я попросил
знакомого англичанина выдать мне такое удостоверение. Он охотно согласился, и я хранил его некоторое время. Но, когда я узнал, что можно получить такую
справку и преспокойно есть мясо, она утратила для меня всякое значение. Если
не поверят моему слову, на что мне такое удостоверение?
В Саутхемптон мы прибыли, помнится, в субботу. На пароходе я ходил все
время в черном костюме, а белую фланелевую пару, которую мне дали друзья, приберегал ко дню прибытия. Я считал, что белое мне больше всего к лицу, и
сошел на берег в белом фланелевом костюме. Был уже конец сентября, и в белом
костюме оказался я один. Присмотревшись, как поступали другие, я оставил
агенту Гриндлея и К° весь свой багаж вместе с ключами.
У меня было четыре рекомендательных письма: к д-ру П. Дж. Мехта, к
адвокату Далпатраму Шукла, к принцу Ранджитсинджи и к Дадабхаю Наороджи. Еще
на пароходе нам посоветовали остановиться в Лондоне в отеле "Виктория". Мы с
Мазмударом направились туда, причем я сгорал от стыда за свой белый костюм.
В отеле мне сказали, что багаж из Гриндлея мне доставят только на следующий
день, так как мы приехали в Лондон в воскресенье. Я был в отчаянии.
Доктор Мехта, которому я телеграфировал из Саутхемптона, зашел в день
приезда в восемь часов вечера. Он очень сердечно поздоровался со мной, но
при виде моего фланелевого костюма улыбнулся. Во время разговора я случайно
взял его цилиндр и, желая узнать, насколько он гладок, осторожно провел
рукой против ворса. Доктор Мехта несколько раздраженно остановил меня. Это