Моя жизнь

Ганди Махатма

я нес ответственность за составление отчета Конгрессу о преступлениях в

Пенджабе, я понимал, что обязан уделить внимание всему, что нужно было еще

сделать по этому вопросу. Необходимо было провести переговоры с

правительством. На очереди стоял также вопрос о халифате. В то время я

верил, что м-р Монтегю не изменит сам и не допустит измены делу Индии.

Освобождение братьев Али и других арестованных казалось мне хорошим

предзнаменованием. Поэтому я

думал, что правильнее будет высказаться в

резолюции не за отклонение, а за принятие реформ. Дешбандху Читта Ранджан

Дас, наоборот, твердо стоял за отказ от реформ как совершенно недостаточных

и неудовлетворительных. Локаманья держался нейтрально, но решил

присоединиться к той резолюции, которую одобрит Дешбандху.

Мысль о том, что я вынужден буду разойтись во мнениях с такими опытными, всеми уважаемыми лидерами, сильно меня тяготила. Но, с другой стороны, отчетливо звучал голос совести. Я попытался уехать с Конгресса, заявив

пандиту Малавияджи и Мотилалджи, что мое отсутствие на последних заседаниях

пойдет всем на благо: мне не придется публично демонстрировать свое

расхождение во взглядах с уважаемыми всеми лидерами.

Но они не поддержали моего решения. О нем как-то узнал и Лала Харкишанлал.

– Это никуда не годится, - сказал он.
– Кроме того, это очень оскорбит

пенджабцев.

Я советовался с Локаманьей, Дешбандху и м-ром Джинной, но не мог найти

выхода. Наконец я обратился со своим затруднением к Малавияджи:

– Я не вижу возможности компромисса, - сказал я ему, - а если я предложу

свою резолюцию, то потребуется решать вопрос голосованием. Не представляю

себе, каким образом здесь можно произвести подсчет голосов. До сих пор

согласно установившейся традиции на открытых сессиях Конгресса голосование

производилось простым поднятием рук и никакого различия между голосами

гостей и голосами делегатов не делалось. Мы не сможем подсчитать голоса на

таком многолюдном собрании. Так что, если до этого дойдет дело, то будет

нелегко, да и толку будет от этого мало.

Но Лала Харкишанлал пришел мне на выручку и взялся провести необходимые

приготовления.

– Мы не допустим гостей в пандал Конгресса в день голосования, - сказал

он.
– Что касается подсчета голосов, то это я беру на себя. Но вы не можете

не присутствовать на Конгрессе.

Я сдался. С замиранием сердца я предложил свою резолюцию присутствующим.

Пандит Малавияджи и м-р Джинна должны были поддержать ее. Я мог заметить, что, хотя расхождения во мнениях не были резко выраженными и в наших речах

не было ничего, кроме холодных рассуждений, собравшимся не понравилось

само

наличие разногласий. Они желали полного единства во взглядах.

Даже во время речей делались попытки уладить эти расхождения, и лидеры все

время обменивались записками. Малавияджи приложил все силы, чтобы уничтожить

разделявшую нас пропасть, и вот тогда-то Джерамдас переслал мне свою

поправку и просил в обычной для него любезной форме избавить делегатов от

необходимости выбора. Поправка мне понравилась. Я сказал Малавияджи, что

поправка кажется мне приемлемой для обеих сторон. Локаманья, которому

показали поправку, заявил:

– Если Дас одобряет ее, я не возражаю.

Дешбандху, заколебавшись наконец, взглянул на адвоката Бепина Чандра Пала, как бы ища поддержки. Малавияджи воспрянул духом. Он схватил листок бумаги, на котором была изложена суть поправки, и, не дождавшись, пока Дешбандху

произнесет окончательное "да", выкрикнул:

– Братья делегаты, должен обрадовать вас, нам удалось добиться соглашения!

Что последовало за этим, - трудно описать. Пандал загремел от

рукоплесканий, и хмурые до того лица делегатов осветились радостью.

Вряд ли стоит приводить здесь текст поправки. Моей целью было лишь

описать, как была принята резолюция. Ведь это было частью моих исканий, которым посвящена эта книга.

Это соглашение еще больше увеличило мою ответственность.

XXXVIII. ВСТУПЛЕНИЕ В КОНГРЕСС

Свое участие в заседаниях Конгресса в Амритсаре я рассматриваю как

действительное начало своей политической деятельности в Конгрессе. Мое

присутствие на предыдущих сессиях было не чем иным, как ежегодно повторяемым

изъявлением верности Конгрессу. При этом я не считал, что для меня уготована

какая-нибудь другая работа, кроме сугубо личной, и не рассчитывал на

большее.

Из опыта в Амритсаре я понял, что у меня есть определенные способности к

некоторым вещам, которые могут быть полезными Конгрессу. Я видел, что

Локаманья, Дешбандху, пандит Мотилалджи и другие лидеры довольны моей

работой по расследованию в Пенджабе. Они часто приглашали меня на свои

неофициальные заседания, где вырабатывались проекты резолюций. На эти

заседания приглашались, как правило, только лица, пользовавшиеся особым

доверием лидеров или в чьих услугах они очень нуждались. Правда, на эти

заседания иногда проникали и совсем посторонние лица.

Две вещи в соответствии с моими способностями интересовали меня в

наступающем году. Во-первых, сооружение памятника жертвам расправы в