Мозаика
Шрифт:
Фактически основатели Движения Бессмертия сначала были в составе Движения Счастья, но когда оно примкнуло к Движению Свободы, то бессмертники быстро нашли аутентичный путь.
Являясь членом Движения Бессмертия, я получал новости о последних достижениях в области медицины и технологий и был удивлен, насколько оптимистичны их прогнозы. Раньше даже не представлял, что человечество настолько близко к вечности.
– Что такое жизнь и смерть? – спросил нас, студентов, оканчивающих первый курс, Профессор.
– Бесконечное сопротивление. Незыблемые понятия, – начал издалека
– Идеалы онтологии, абсолюты, универсалии, – продолжил Федот. – Вызывающие благоговение смыслы.
– Детальнее, пожалуйста, – попросил Профессор. – Но можно в таком же духе.
– Что из негативного: исчезает живость в движениях, появляется обвисшая кожа, – сказала Элеонора. – Из позитивного: смерть открывает нам глаза. Благодаря возможности умереть в любой момент, мы приобретаем вкус жизни.
Я не хотел ей противоречить, так как был в нее влюблен – может не целиком и полностью, но все же.
– Что, если смерть можно отменить… – смягчил я свой ответ, переведя его на вопрос, – что, если мы сможем жить вечно?
– Ты считаешь, что Движение Бессмертия делает правильные вещи, занимаясь поиском бессмертия? – спросил меня Профессор.
– Да, – незамедлительно ответил я. – А что вы можете про них рассказать интересного?
Мне казалось, что в свои годы он знает больше моего.
– То, что им есть над чем работать. Например, они предлагают бессмертие для тела, а не для души. Если вы понимаете, о чем я.
– О том, что люди не будут знать, чем себя занять?
Разговор по сути уже шёл лишь между мной и Профессором. Причем он, как я понял, не сильно хотел жить вечно. Или он хотел понять, насколько я готов быть бессмертным. Но зачем?
– Мне кажется, что только глупцы с максимально закрытыми глазами и сильнейшие философы смогут жить вечно в ладах со своим «Я», которое наверняка будет подвержено сложному расщеплению.
– Но ведь речь не совсем о вечном, если так подумать, – заметил я. – Можно прервать ход событий, если захочется. Человек становится всё сильнее, а природа влияет на нас всё слабее.
– Посмотрите вокруг, – показал рукой в окно Профессор, – люди не знают, чем себя занять даже на тридцать тысяч дней. Что они, по-вашему, будут делать тридцать миллионов дней?
– Жить, Профессор, – улыбнулся я. – Люди будут жить. Не задумываясь о конце.
– И зачем? Есть и другая проблема – изменение обстановки. Даже в течение ста лет, происходят значительные изменения в общественном сознании, культуре, архитектуре. Человек, рожденный в двадцатом веке, тяжело ориентируется в двадцать первом, а рожденный в двадцать первом, то есть любой из нас, будет хуже видеть связи в действиях в двадцать втором веке. Круг общения: семья, дети, внуки – более жесткий, шутки молодого поколения – менее понятны, смертная тоска – всё ближе.
– Нужно уметь абстрагироваться, – ответил я. – И иметь сильное желание жить.
– Очередная проблема – старение сознания индивида, – будто пытался меня разубедить в незыблемости бессмертия Профессор. – Человеческий организм проходит цикл: от младенчества до старости –
– Надеюсь, что со мной так не будет, – вылетело с моих уст. До этого я хоть и защищал бессмертников, но не говорил, что хочу быть бессмертным.
После занятий я был готов выслушивать очередные упреки от Элеоноры по поводу моего упрямства, софизма, ребячества, эгоизма и многих других нелестных качеств. Однако ход событий изменил Профессор.
– Унтри, есть время поговорить? Можешь остаться? – попросил меня он, когда все собирали вещи.
– Да, конечно, – ответил я преподавателю, после чего сказал Элеоноре, чтобы она меня здесь не ждала.
– Буду ждать тебя у себя дома, – бросила она.
– Насколько сильно ты хочешь жить вечно? – полюбопытствовал Профессор, когда я остался с ним наедине.
– Достаточно, – коротко ответил я, не понимая, к чему он ведет.
– Я тоже состою в Движении Бессмертия, – откровенно сказал Профессор. – И в его руководстве находятся мои старые друзья. Иногда я с ними общаюсь, и мы делимся друг с другом чем-то новым. В наш последний разговор я узнал, что у них готовится эксперимент по созданию бессмертного человека.
– То есть? В чем именно заключается эксперимент?
– Сначала ответь шире, насколько сильно ты хочешь жить вечно?
– Я идентифицирую себя философом, – стал я делиться своими ощущениями с Профессором, чтобы описать ему своё желание к бессмертию. – Мир невероятно большой – его можно распаковывать вечно, как ребенок открывает подарки на праздники. Мне хочется быть не только философом, которым я являюсь в этой жизни. Я хочу прожить по-разному: пока не знаю как, но еще как-то. Как по мне, так человек умирает, не успев ничего нормально прочувствовать, понять. Мне нравится чувствовать себя в безопасности, но я не могу её ощутить, когда каждый момент могу потерять весь тот опыт, которым овладел, все знания, которые приобрел, все умения, которые получил, все навыки, которые накопил.
– Ты понимаешь, что завтрашний «ты» может быть уже совсем другим, нежели вчерашний «ты»?
– Да, но я считаю, что не сильно меняюсь в глубине себя. На орбитах всё может меняться, но ядро остаётся тем же. К примеру, хоть я и пользуюсь техникой, но не хочу лезть в её разработку: схем и алгоритмов. Мне нравится изящность рыб, но я не буду заниматься ихтиологией. Люблю кататься на лыжах, но ненавижу – на роликах.
– До тех пор, пока Случай не подведет тебя к этому, – заметил Профессор.
– Возможно. Что же насчет эксперимента?
– Движение Бессмертия занимается несколькими научно-исследовательскими направлениями: перенос памяти, крионика, киборгизация. В этом эксперименте они хотят объединить все области в одну. Для этого им нужен подопытный.
Я тут же понял, что им мог бы стать я. У меня загорелись глаза.
– Профессор, вы можете замолвить словечко за меня?
– Я не знаю, что и как именно они хотят сделать, но знаю, что обратного пути не будет.
Профессор пообещал мне поговорить с экспериментаторами, и он сдержал обещание. На меня вышли в течение недели.