Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
13
Через час и десять минут после ухода Штока зазвонил телефон. «Ну тебя к черту», — сказал я ему, но после третьего или четвертого звонка снял трубку.
— Западные наряды, — услышал я. — Безопасно. Две лишние рубашки. Комсомольский бульвар возле Октябрьского моста.
— Я никуда не пойду, — сообщил я. — Я болен.
— До встречи, — раздалось в трубке.
— Не ждите меня, — ответил я.
Я положил трубку на место и повторил свои слова. Пошли они все к черту! Налил еще полстакана виски, но пить не стал. Операция явно была обречена
Домский собор, покрытый снегом, сиял в лунном свете. Возле Политехнического притулились два маленьких такси-пикапа. Около машин стояли и разговаривали двое. Они неестественно следили за улицей из-за плеча друг друга. Круговой обзор. Один из них обратился ко мне по-немецки:
— Не хотите ли продать какие-нибудь западные наряды?
Я сразу узнал его. Это был тот самый лысый, с которым я разговаривал по видеотелефону. От него разило чесноком.
— Есть пара лишних рубашек, — отозвался я. — Шерстяных. Я мог бы их уступить, если это не запрещено.
— Договорились, — сказал лысый и открыл дверцу одной из машин. Я забрался в такси, и водитель с энтузиазмом газанул, въезжая на Октябрьский мост.
Над противоположным берегом нависло красное от огня и дыма заводских печей небо. Предприятия тяжелой промышленности Ленинского района работали и по ночам. На берегу у выезда с моста — огромный плакат «Балтийское море — море мира».
В такси сидели несколько мужчин в отсыревших пальто, и водитель с трудом вел перегруженную машину по обледеневшей дороге. «Дворники» со скрипом возили по стеклу мокрые снежные хлопья. Пассажиры замерзли, и кто-то из них постукивал ботинками по полу, восстанавливая кровообращение в ногах. Все молчали. Второе такси не отставало от нас, и, когда машину подбросило на дороге, его фары осветили лица людей, в компании которых я оказался. Лысый сунул в рот очередной зубчик чеснока.
— Любите чеснок? — спросил он, дыхнув мне прямо в нос.
— Если он еще не был в употреблении, — ответил я, но он не понял.
— У меня простуда, — пояснил лысый.
Русские уверены, что чеснок помогает от простуды.
Ногтем я соскреб иней со стекла. Мир вокруг лежал белый, как театральный задник, не тронутый краской. Снег шел без остановки. Ветер подхватывал снова и снова его белые хлопья и закручивал в огромные вихри, которые стирали последние карандашные штрихи этой ночи.
Прошло не меньше часа, а мы все еще ехали. В крохотных деревушках мерцали редкие огоньки. Дважды мы чуть не сбили лошадь, влачащую телегу. Когда наконец мы остановились, второго таксиста занесло на льду и он чудом не врезался в нас.
Остановились мы в чистом поле.
— Вылезайте, — скомандовал лысый. Я открыл дверцу, и ветер хлестнул меня по лицу, как колючая проволока. Оба такси приткнулись под деревьями за дорогой. Лысый предложил мне сигарету.
— Вы американец? — спросил он.
— Да, — ответил я. Не было смысла что-либо уточнять.
— А я поляк, — сказал он. В Латвии многие католики считают себя поляками. — Мужчина показал на водителя нашего такси. — И
Я кивнул, чтобы не спорить.
Лысый наклонился ко мне и задышал чесноком.
— Вы, я и мой сын — здесь единственные, кто работает на Мидуинтера. Остальные…
Известным всему миру знаком из сложенных пальцев он изобразил решетку.
— Преступники, — уточнил я, дрожа от холода.
Он затянулся сигаретой, облизав губы и обдав меня неприятным запахом.
— Деловые люди, — поправил он. — Таков уговор.
— Что за уговор?
— Через несколько минут на этой дороге появится военный грузовик. Мы захватим его. Они получат груз, а мы — документы.
— Что за груз?
— Продовольствие. Еда и питье. Здесь ничего не крадут кроме этого. Продовольствие — это единственное, что можно продать без разрешения. — Он засмеялся.
— Что за документы? — спросил я. — Нормы продовольствия? Накладные?
— Точно, — сказал лысый. — Лучший способ узнать численность подразделений, дислоцированных на побережье.
Он кинул окурок в снег и вышел на середину шоссе. Я двинулся за ним. Два человека из «деловых» пристально следили за дорогой. Лысый провел ботинком по зеркально застывшему льду. Его люди растопили снег на дороге с помощью горячей воды из радиаторов, и теперь она быстро замерзала.
— Грузовик забуксует на льду, — проинформировал лысый.
Его уверенность передалась и мне. На какое-то мгновенье показалось, что все будет тип-топ. Это и в самом деле интересно — взглянуть на нормы дислоцированных здесь частей. Я поплотнее укутался шарфом. Зачем я ввязался в это дело?
С вершины холма дважды мигнул фонарик.
— Сейчас, — сказал лысый. — Все получится. Это грузовик.
Он еще раз потрогал ледяное покрытие, и мы все спрятались за деревьями. Послышался рев тяжело груженой машины.
— Думаете, мы не справимся? — прошептал лысый.
— Вы чертовски правы — я думаю именно это, — ответил я.
— Вот увидите! Все будет быстро, дешево, чисто и без единого выстрела.
Меня это вполне устраивало, и я кивнул.
Лысый осмотрелся вокруг, желая убедиться, что никто из «деловых» нас услышать не сможет.
— Передайте Мидуинтеру, — зашептал он, — чтобы он не присылал им оружия. Они работают на него потому, что им обещали оружие. Если же они получат обещанное… — Он улыбнулся со значением. Свет луны, отражаясь от снега, освещал его лицо, вымученную, как у клоуна без грима, усмешку и красный нос. Вдали показались огни грузовика, трясущегося на нерозной заснеженной дороге. Они приближались медленно и неуклонно, подобно ночному кошмару.
Передо мной стояла альтернатива. Я мог помочь этим лунатикам, а мог встать на сторону Штока. Оба варианта были мне, мягко говоря, не по душе. Я подумал обо всех теплых постелях, в которых мог бы находиться в эту минуту, и потер пальцы, онемевшие от холода. Грузовик замедлил ход перед спуском с холма. Шофер, видимо, уже почувствовал зеркальную тропинку под колесами, потому что я увидел его белое лицо, прилипшее к ветровому стеклу. Передние колеса коснулись льда, и машину начало разворачивать поперек дороги.