Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
— Не понимаю, о чем вы?
— Ну, как хотите, — пожал плечами полковник.
Пайк обратил внимание на майора Ногина. Шток подозвал официантку и заказал еще два бокала портвейна.
— Если вы собираетесь его арестовать, — сказал я, — так арестовывайте. Неужели вы, как садист, будете играть с ним в кошки-мышки.
— Он убил больше двухсот человек, — сказал Шток. — Он лично замучил шесть моих подчиненных, попавших в плен в 1945 году.
Лицо Штока окаменело. Полковник был сам не свой. Так даже фотографически точные восковые фигуры никогда не бывают похожи на тех,
— Как вы считаете, — спросил Шток, — мы должны оставить его на свободе?
— Я сам арестованный, — сказал я, — и не мне об этом судить. Вы забыли.
Шток затряс головой, активно выражая несогласие.
— Вас взяли раненым, а не арестовали. — Шток с трудом выговаривал слова, его рот сжался от ненависти. — Ответьте на мой вопрос.
— Держите себя в руках, — попросил я. — На нас обращают внимание.
— Я мог бы подойти к нему и убить его, — сказал Шток. — Так медленно, как он убивал наших людей.
Майор Ногин смотрел на Штока и явно ждал сигнала. Ральф Пайк, в свою очередь, не сводил глаз с майора. Он тоже понял, что тот ждет приказа.
— Возьмите себя в руки, — повторил я. — И решите наконец, что делать вашему майору.
Музыка заглушала звуки.
Звезды в небесной дали. Роз аромат Наполнил весь сад. Птицы поют о любви…Пайк позвал официантку и взял ее за руку. Он что-то говорил ей, не замечая своего состояния, но со стороны было видно, как он растерян и напуган. Официантка отшатнулась и вырвала руку. На лице Ральфа Пайка была написана полная обреченность, а в Латвии весьма чувствительны к таким вещам. Интересно, приготовил ли Пайк для такого случая какую-нибудь избитую латинскую цитату? Если да, скорее всего эту — «bis peccare in bello non licet» — «на войне дважды не ошибаются».
— Скажите мне с полной ответственностью, — спросил Шток, — может ли такой человек оставаться на свободе? Только честно.
— Что такое «правда», — ответил я ему вопросом, — как не всеобщая ошибка?
Огромная рука Штока протянулась через стол и ткнула меня в грудь.
— Расстрел — слишком легкое наказание для него, — прорычал Шток.
«В твоих объятьях спасусь от несчастья», — нежно играл ресторанный оркестр.
— Вы исполнили свою роль, — сказал я Штоку, — и сделали это великолепно.
Я оттолкнул его руку.
— Вы постарались, чтобы я «засветился» во время милой беседы с вами в то время, когда этот человек будет арестован. Теперь меня можно и отпустить. Это вполне недвусмысленный намек на то, какой ценой я купил себе свободу. Вы знаете, что в моей конторе не любят предателей. Меня спишут как неблагонадежного. — Я погладил больную руку. Кисть напоминала синюю боксерскую перчатку, натянутую на кулак.
— Вы боитесь? — спросил Шток, но в его голосе не слышалось торжества. Скорее он даже сочувствовал мне.
— Я так испуган, что даже не в силах пошевелиться. — Меня еще хватило на шутку. — Но по крайней мере рефлексы мне еще не отказали, а этого достаточно
Я сам махнул рукой гвардии майору Ногину, давая сигнал арестовать Ральфа Пайка.
Оркестр пел о любви.
В небе пылает заря. Ты обними, К сердцу прижми, Свой поцелуй мне даря.ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Нью-Йорк
15
Манхэттен искрил в сумерках, как влажный палец, прикоснувшийся к розетке. Самолет бросил длинную тень на Бруклин и темную воду Ямайкской бухты и стал снижаться над посадочной полосой аэропорта Кеннеди.
Аэропорт Кеннеди — своего рода замочная скважина Америки. Заглянув в нее, можно разглядеть блестящие, хорошо смазанные детали, яркий сверкающий металл, отшлифованный до зеркального блеска. Прорезь эта чиста, безопасна и надежна, как образцово-показательная замочная скважина.
Я покинул самолет авиакомпании «Эр-Индиа», сплевывая непрожеванные зернышки бетеля и придерживая распухшую руку. Аэропорт был заполнен бегущими куда-то людьми, мужчинами в мягких широкополых шляпах, клетчатых жакетах из шотландки и с вещами, уложенными в красочные целлофановые пакеты. Неожиданно я обнаружил, что тоже спешу куда-то вместе со всеми. Остановившись, сообразил, что спешить-то мне некуда. Интересно, сколько народу вокруг также захвачены ловушкой бессмысленной суеты? Мимо меня проехала женщина с багажом на тележке и пронзительно орущим младенцем в коляске. Их тоже увлекала торопящаяся толпа.
Мне спешить было некуда. Наоборот, следуя инструкции, я неторопливо направился в камеру хранения.
Инструкции были получены мной от Сигне. После ареста Ральфа Пайка полковник Шток как ни в чем не бывало выдал мне мои документы с уже оформленной визой на въезд в Финляндию. Я выехал из России морем и скоро уже был в Хельсинки, и Сигне уже поила меня кофе в своей роскошной квартире.
— Харви Ньюбегин, — сообщила она мне милым голоском, — снова в Нью-Йорке. Тебе надо отправляться туда же.
Оказывается, пришло распоряжение направить меня на стажировку в учебный центр Мидуинтера.
Я не возражал. Однако мне хотелось хоть немного прийти в себя и подлечить постоянно ноющую руку. Сигне оказала мне в этом посильную помощь, налив большой бокал виски.
По оставленной Харви инструкции, в Нm.-Йорке я должен был в указанном мне номерном сейфе камеры хранения получить литературу для ознакомления и монетки для того, чтобы позвонить по определенному телефону. Я выучил и этот телефон, и номер камеры хранения наизусть.