Мозг ценою в миллиард
Шрифт:
— Слушайте, — и Сигне зачитывала привлекший ее внимание отрывок: — «Она увидела Ричарда. Затуманенный взгляд его зеленых глаз и улыбка были предназначены только ей, в них таилось странное возбуждающее обещание. Она знала, что где-то в уголке своего одинокого сердца он нашел место для нее». Ну, разве не прелесть?
— Думаю, что это просто замечательно, — одобрил я романтические наклонности Сигне.
— Правда? — спросила она.
— Конечно, нет, — раздраженно вмешался Харви. — Когда до тебя дойдет, что он профессиональный лгун? Он — мастер обмана. Ложь для него так же естественна,
— Благодарю, Харви, — сказал я.
— Не обращай внимания, — сказала мне Сигне. — Просто он бесится, что Попей говорит по-фински.
— Единственный комикс, который я читаю, — возразил Харви, — это Рип Кирби.
Часов в двенадцать ночи Сигне сварила какао, и мы разошлись спать. Я оставил свою дверь приоткрытой и в одиннадцать минут второго услышал, как Харви тихо прошел через гостиную. Послышалось бульканье: он приложился к горлышку одной из бутылок на сервировочном столике. Стараясь не шуметь, вышел из дома через парадную дверь. Я наблюдал за ним из окна. Харви был один. Я постоял у двери комнаты Сигне, которая беспокойно ворочалась в постели. Отправиться вслед за Харви по пустынным улицам значило испортить всю игру, и я забрался обратно на свой диван и выкурил сигарету, убеждая себя, что прежде чем скрыться навсегда, Харви вернется за Сигне. Послышались шаги в гостиной, а потом — стук в мою дверь.
— Входи, — отозвался я.
— Хочешь чашку чая? — спросила Сигне.
— Да, — ответил я, — спасибо.
Она пошла на кухню. Я услышал, как она чиркнула спичкой и налила воды в чайник, но не стал подниматься с постели. Вскоре Сигне появилась с подносом, нагруженным чайником, молочником, сахарницей, хлебом, маслом, медом и золотыми чашечками, которые значились бы как «особые» в описи имущества.
— Не рано ли для завтрака? — запротестовал я. — Еще нет даже двух часов.
— Люблю поесть среди ночи, — сказала Сигне, разливая чай в золоченые чашечки. — Молоко или лимон? Харви ушел.
На ней была старая пижама Харви, куртка застегнута всего на две пуговицы. Поверх пижамы она набросила шелковый халат.
— Знаю, — ответил я. — Молоко.
— Он вернется. Он вышел ненадолго.
— Откуда ты знаешь? Без сахара.
— Он не взял свою старую пишущую машинку. Он никогда не уезжает без нее. Он хочет жениться на мне.
— Ну и прекрасно, — сказал я.
— Ничего прекрасного в этом нет, — надулась Сигне. — Ты же знаешь. Он не любит меня. Он без ума от меня, но не любит. Он сказал, что будет меня ждать. А какая девушка захочет тратить время на мужчину, который согласен ее ждать? И вообще, он намерен поселиться в России.
— Не может быть, — не поверил я.
— В России, ты слышишь? В России.
— Понятно…
— Ты можешь представить финна, который смог бы жить среди русских?
— Не знаю, — сказал я. — Наверное, нет.
Она села рядом со мной.
— В последний день зимней войны, после подписания перемирия, стрельба должна была прекратиться в полдень. В течение последнего часа финские солдаты собирали оружие и отправлялись домой. Все дороги в тылу были забиты лошадьми и машинами. И гражданские и военные радовались, что война кончилась, хоть мы и отдали русским нашу
— Наверное, тебе надо было объяснить это Харви вместо того, чтобы поощрять его иллюзии. Любые иллюзии.
— Я не поощряла его. Конечно, у меня был с ним роман, но девушка может завести роман с мужчиной, и совсем не обязательно, чтобы мужчина при этом сходил с ума. Я хочу сказать, что Харви сходит с ума.
Длинный шелковый халат Сигне переливался черным и золотым, она встала и тряхнула рукавами.
— Тебе не кажется, что я похожа в нем на леопарда?
— Что-то есть, — подтвердил я.
— Я — леопард. Сейчас я прыгну на тебя.
— Не делай этого, будь умницей. Выпей чаю, пока он не остыл.
— Я — леопард. Я хитрый и свирепый. — Голос у нее изменился. — Я не поеду с Харви в Россию.
— Вот и хорошо, — похвалил я Сигне.
— Харви сказал мне, что ты считаешь это замечательной идеей.
— Ну знаешь ли! — сказал я. — Харви очень привязан к тебе, Сигне.
— Очень привязан, — пренебрежительно бросила она. — Леопарду этого мало.
— Хорошо, — поправился я, — он безумно, страстно и отчаянно любит тебя.
— Не преувеличивай. Это слишком эксцентрично. Не надо подводить к тому, что у него не все в порядке…
— Ну извини, — сказал я. — Если бы ты испытывала к нему такие же чувства, тебя бы не смутили мои слова о безумии и страсти.
— Ах, вот оно что! Ты заботишься о Харви. Все это время ты его просто жалел. Я торчу тут с вами, думая, что ты меня ревнуешь, что ты любишь меня, а ты все время жалеешь Харви. Переживаешь, что он попался в сети к такой ужасной девице, как я. Так вот оно что. Вот оно что. Как это я раньше не догадалась?
— Только не плачь, Сигне, — попросил я. — Ты же хорошая девочка, лучше налей мне еще чая.
— Ты меня больше не любишь?
— Люблю, — ответил я уверенно.
— В воскресенье, — сказала Сигне, — Харви уезжает в Россию в воскресенье. Поезд в Ленинград отправляется в двенадцать часов дня. Когда он простится с нами и уедет в Россию, все изменится.
— Что именно?
— Все между нами будет по-другому. Ну… ты знаешь.
— Прекрасная мысль, — ответил я. — Но только я собираюсь в Россию вместе с Харви.
— Ты ужасный задира, — произнесла Сигне.
— Не сыпь сахар в мою кроватку.
Сигне подпрыгнула на диване и игриво толкнула меня. Это можно было воспринять как прозрачный намек, но мне было не до секса.
— Я леопард, — снова вскричала Сигне. — У меня длинные и стрррраааашные лапы.
Она прикоснулась своими длинными ноготками к моему позвоночнику и пересчитала грудные позвонки.
— Я — леопард-левша, — уточнила она.
Ее пальцы двигались осторожно, как у археолога, извлекающего хрупкую находку. Она отмерила слева расстояние в четыре пальца шириной и ткнула меня ногтем.