Мозг отправьте по адресу...
Шрифт:
Улыбался часто, обычно улыбка была очень ласковая. Очень любил смеяться. Смех на «ха-ха-ха», подымающийся вверх, часто не хватало дыхания, смех почти всегда из-за этого обрывался, на глазах выступали слезы. Так могло повторяться несколько раз подряд.
Вот как описывает хорошо знавшее его лицо общий характер жестов во время речи: «Свои слова сопровождал очень выразительными, но краткими жестами, как бы иллюстрировал жестами свою речь, но не был их рабом. Большая гармония жестов с содержанием речи, без утрировки».
Была способность, когда рассказывал о каком-либо человеке, передавать в жестах, интонациях голоса, мимических движениях
Была склонность к воплощению себя в воображаемые образы и в отношении костюмов. Так, в юношестве любил одеваться в воображаемых героев. Это у него появилось после того, как посетил впервые несколько спектаклей в театре. Уже во время пребывания в Коктебеле в 1924 г. принял раз участие, вместе с Брюсовым, в одном вечере импровизации. В очень короткий срок, не более 10 минут, переоделся и загримировался под авантюриста, наложил соответствующие штрихи на лицо, расположил соответствующим образом шляпу, рубашку, придал лицу «гориллообразное» выражение. Провел свою роль очень хорошо. [468]
468
Подробно об исполнении Белым роли в коктебельском представлении 1924 г. см. в воспоминаниях Н.А. Северцевой-Габричевской "Андрей Белый – «террорист» (Литературное обозрение. 1995. № 4/5. С. 112–117).
Обладал необыкновенно развитой способностью изображать животных. [469] Неподражаемо мог представлять, например, собаку, передавая ее движения хвостом, лапами, рычание и вздохи. Передавал спокойное и презрительное жмуренье кота, движение хобота слона при помощи движений носа и рук, притопывал при этом ногой, гримасничанье и пляску обезьянки под шарманку, переваливание медведя и движения целого ряда других зверей.
Удавались, главным образом, выразительные движения зверей, подражание голосам животных в его передаче занимали сравнительно малое место.
469
О способности Белого подражать повадкам животных см.: КЕЗЕЛЬМАН Е.Н. Жизнь в Лебедяни летом 32-го года // БУГАЕВА К.Н. Воспоминания о Белом. С. 298–299.
Игра на музыкальных инструментах.
В детстве и юношестве играл на рояле, техника, по-видимому, была невысокая. В дальнейшем ни на каких музыкальных инструментах не играл. В 1923 г. за границей принимал одно время
Речь.
Голос средней высоты, с очень хорошей дикцией – необыкновенно отчетливый, громкий и звучный. Когда волновался или уставал, то голос часто приобретал крикливость, переходил в крик.
Это в особенности стало заметно в последние годы. Шепотом говорил очень редко, этого не любил.
Речь очень быстрая, иногда настолько, что не успевал договаривать слова. Во время разговора была манера часто обращаться к собеседнику с фразой: «Вы понимаете», причем эта фраза произносилась настолько быстро, что превращалась в какой-то нерасчлененный возглас. Но иногда во время потока речи, когда доходил до какого-то «ударного» места, вдруг резко менял ритм речи, произнесение слов становилось растянутым. Благодаря этим изменениям речь его была очень выразительна.
Необычайно богатая и красочная палитра выразительных интонаций и нюансов голоса, не только в произнесении отдельных слов, но вплоть до букв: "голос, который шел как бы прямо к сердцу, звучащий настолько ритмично, что по сравнению с ним все остальные голоса казались как бы «тянучими».
Мог необычайно тонко передавать при помощи разнообразнейших оттенков модуляций содержание стихов, которые произносил.
Речь лилась плавно и свободно. Когда бывали задержки из-за подбора слов, то растягивал это место, пока не находил нужных выражений. Это бывало, главным образом, когда выступал как лектор; в разговорной речи этого не замечалось.
Случаев выпадения из памяти отдельных слов или неумения их произнести не отмечалось, то же в отношении смысла или значения отдельных слов.
Грамматическое и синтаксическое построение речи в общем правильное. Но в последние годы, особенно сильно в последний год, отмечалось расхождение, несогласованность в падежах и родах отдельных слов. В наибольшей степени это выражалось в письменной речи, ему приходилось в дальнейшем делать соответствующие поправки в своих рукописях.
Не удается выяснить, было ли ему это свойственно и ранее. Создается впечатление, что здесь всегда было его слабое место.
Пение.
Не пел. Говорил, что не в состоянии пропеть ни одной ноты. При одной мысли об этом ему становилось очень смешно. Говорил, что не представляет себе, как бы он мог петь. В то же время в первые годы поэтического творчества почти пел свои стихи на разные мелодии, которые сам же изобретал, так что их в его передаче можно было бы переложить на ноты. Писал в первые годы к своим стихам композиции, на манер романсов (голос и аккомпанемент). С технической стороны это было довольно безграмотно. Никогда не напевал, не свистел и не насвистывал.
Письмо.
Писал очень быстро, так же как и говорил. Самый процесс письма очень не любил. Последние годы (года за два до смерти) очень охотно прибегал к диктовке своих произведений жене, которая их записывала. При этом всегда расхаживал, давал волю своим жестам, сопровождающим течение мыслей. Такой способ работы ему очень нравился. Он чувствовал себя гораздо свободнее. Годился он, однако, для таких произведений, как мемуары, статьи. Чисто художественные произведения творить таким образом, по-видимому, не мог бы.