Можно любить и лысых
Шрифт:
Профессор, уходя, жмет руку только пациенту и обещает зайти завтра.
Уф!
Кристиан лежит с компрессом на лице, которое немного деформировалось. После того, как актеру дают снотворное, он быстро затихает, жалобно, словно ребенок, сказав:
— Не оставляйте меня одного…
Бедный “малыш”! Он несчастен из-за своего громкого имени, не знает, как держаться и вести себя. Обычное дитя из мира, где играют и дерутся. Он не хотел засыпать, потому что боялся смерти, и не хотел просыпаться,
Все усаживаются в кружок на толстом ковре в его комнате и начинают шептаться между собой.
— Ну? Непостижимо! — говорит Людо, массируя свою челюсть.
— Да, — соглашается прелестная Элеонора. — Непостижимо.
— Я бы сказал иначе… — Берюрье смачно матерится.
Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я:
— Все, что произошло, действительно, непостижимо…
В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться.
От полноты чувств Берю испускает громкий звук. Трудно определить, откуда он исходит: спереди или сзади.
— Так значит, девочка, ты — парень? — спрашивает он Элеонору.
Она моргает ресницами.
— Хм, какой пустяк…
— И что же Кри-Кри? Лижет тебя?
— Этого тоже не делает.
— Тогда зачем ты спишь в его постели?
— Просто — заработок.
— Наверное, тобой он утирает кому-то нос? Да, она утирала нос — самой себе. Непонятно. Как такая красавица, чудо природы, оказалась на деле аномалией. Берю не терпит того, чего не понимает.
— Подожди-ка, малютка, я не понимаю. Сам Бордо — кто? Мужик?
— Да, но импотент.
— Такой красавец, и такое… несчастье, — скорее стонет, а не говорит Людо, бросив взгляд на кровать.
— А что, какой-нибудь несчастный случай? — допытывается Берю.
— Да, что-то вроде того.
Мой товарищ качает головой и, подумав, еще спрашивает:
— А в чем это заключается?
— Никто не знает. Сам он говорит о физической травме, но какой, не уточняет.
Александр Бенуа обращается ко мне.
— Ему нужна моя Берта. Она заставит любого… Это у нее — талант.
Он начинает расхваливать свою куколку. Рассказывает обо всех эротических и технических возможностях своей возлюбленной: о руках, царственных и нежных, умеющих работать не хуже специалиста по иглотерапии; о тубах, толстых и сильных, которыми она сосет наиболее нежные органы. И еще, и еще, и еще. Все слушают, развесив уши, а он с особым смаком описывает некоторые особенности тела Берты, которые делают ее привлекательнее самой Венеры.
И вдруг у меня появляется ощущение немедленной опасности. Пока мой товарищ заливается соловьем, шестое чувство предупреждает меня о чем-то крайне важном, о том, что медлить нельзя. Трудно сказать,
Хочется понять, что со мной, почему такая паника? Может быть, шум? Шорох? Нет, наоборот — прекращение какого-то звука. Пока мы — в комнате раненого, я слышу (не обращая на это внимания) какое-то тиканье, похожее на звук будильника.
И вот, это тиканье теперь ПРЕКРАТИЛОСЬ. Я бросаюсь к кровати Бордо. У его изголовья, на ночном столике стоят прелестные часики с маленькими качелями и фигуркой на них. Однако, часы продолжают идти, а фигурка — качается. Значит, тиканье исходило не отсюда.
Не раздумывая ни минуты, я бросаюсь к спящему актеру, хватаю его и стаскиваю с кровати, при этом мы стукаемся головами. Это похоже на цирковой трюк с куклой-медведем. Я кладу Бордо на ковер.
Присутствующие ничего не понимают и уже собираются накинуться на меня с расспросами, как в этот момент.
Раздается оглушительный взрыв, из-под подушки взметается язык пламени. Роскошная кровать и стена за ней разлетаются на куски. Матрац и подушка пылают. Воняет, как в овчарне — в подушке затлели шерсть и пух. Факелом горит и погибает бесценное распятие VI века до н. э.
Дамы воют от ужаса и выскакивают в коридор. Бордо не теряет присутствия духа, поскольку еще не проснулся. Берю бросается в ванную и тащит ведро воды, которым быстро завершает пожар. Густой дым наполняет комнату. Мне приходится вытаскивать Бордо в коридор и класть в кресло, которое приготовил для себя.
— Никто не пострадал? — спрашиваю я у компании.
В это время просыпается Кристиан. Он хочет знать, в чем дело, где он, но нам пока не до него.
Когда мы немного приходим в себя, я спрашиваю его, не повредился ли он и не болит ли у него что-либо. Он томно отвечает, что нет.
Тогда я объясняю ему, что кто-то пытался его сон превратить в реальность.
Двадцать минут пятого
— Мне страшно!
Он и вправду позеленел, наш Кристиан Бордо. Как яблоко или как шпинат — что вам больше нравится.
Он дрожит всем телом, словно буря пронеслась над этим беспомощным существом и склонила его до земли, как плакучую иву.
Кроме того, он начинает громко всхлипывать, из его глаз текут слезы: кап, кап, кал-Бедный “малыш”! Второе июня началось для него невесело!
Наконец, он заявляет:
— Вы спасли мне жизнь! — обнимает меня за шею и по-братски целует. Я никогда не забуду этого. Видите, сон оказался в руку.
— Может быть, вы слишком много говорили о нем и этим дали карты в руки своим врагам. Не так-то много смекалки у убийц, и они могли воспользоваться тем, что вы им подсказали.