Можно любить и лысых
Шрифт:
Сам я тоже устал до предела и валюсь на диван, как куль. Сложив руки на животе, погружаюсь в изучение голубого неба с барашками облаков через прозрачное стекло окна.
С усердием школьника я перебираю в уме все данные, которые оказались в моих руках к этому времени.
Меня беспокоит одно: весь этот переполох — неспроста, он имеет точный прицел. Значит, что-то затевается. А в такой шумихе и суматохе можно провернуть все, что угодно.
Я поднимаюсь и обыскиваю комнату Кри-Кри, после чего разрешаю ему ложиться спать. Я боюсь новой адской
Входит Луизетта и говорит, что ко мне пришли.
Я вижу огненную голову Матье. Он не успел побриться, а для рыжих это — больной вопрос, небритые, они ужасны. К тому же он весь помятый и усталый.
Матье здоровается с присутствующими кивком головы и обращается ко мне:
— Ну и работенка, патрон.
В его руке зажаты две фотографии. На свежих снимках изображены типы с перекошенными физиономиями. Словно морды из воска. В общем, фотороботы во всей красе.
Я делаю Луизетте знак подойти.
— Ты узнаешь этих господ малышка? Видимо, произведения Матье великолепны, так как она, не колеблясь, отвечает:
— Кажется, это те мужчины, что устанавливали новый аппарат.
— Чудесно! Спасибо.
Мой сотрудник сияет. Дружески тыкаю его в бок. Пинок шефа — тоже награда.
— Какие будут инструкции, патрон?
— Найти их, и как можно быстрее.
Улыбка Матье моментально гаснет, словно от удара в челюсть.
— Найти их?
— Если я говорю: “поскорее”, то не надо преувеличивать. Я буду доволен, если ты найдешь их к вечеру. Кстати, как здоровье Пино?
— Лучше. Утром приходил в агентство.
— Ну, так мобилизуй его. Можешь начинать прямо сейчас. И поговори с Луизеттой: у этих типов была машина. Может быть, они звонили отсюда. Впрочем, ты дело знаешь.
Мой сотрудник, с головой цвета мака, украдкой бросает взгляд на субретку, и она его, кажется, завораживает.
Он расплывается в улыбке, от которой его веснушки становятся более заметными.
— Мадемуазель, вы не могли бы уделить мне несколько минут наедине?
Он произносит это так церемонно, словно делает ей предложение.
Ей, видимо, нравятся типы, похожие на клоунов, потому что она говорит.
— Пройдемте ко мне в комнату.
Матье, как Адам, не задумываясь, надкусывает яблоко.
— Прекрасно, пошли.
Но не успевают они ступить и шага, как на втором этаже раздаются звуки, которые заставляют меня насторожиться.
Одиннадцать часов
Эти звуки очень похожи на фейерверк, на аплодисменты, на звуки, издаваемые Берюрье, на выхлопы газа из машины или на что-то подобное.
Но в данном случае, в этих звуках слышится что-то устрашающее. Кри-Кри! — мелькает в моем сознании. — На этот раз им удалось!
Я бросаюсь наверх.
Берюрье, завязанный поперек живота белым передником, вымазанный в муке, едва не сбивает меня с ног.
— Господи, Боже мой! — кричит он. — Это из комнаты артиста?
Он несется следом за мной, за ним — все обитатели дома.
К огромному счастью и всеобщему облегчению Кристиан Бордо не мертв. Я бы сказал: совсем наоборот, ибо убил двух человек, на что я намекал несколькими страницами ранее. Двое!
Пара молодых и красивых, но мертвых! Парню пуля попала в лицо. Он уже не шевелится. Девушка, лежащая на полу вверх лицом, еще вздрагивает, но это — судороги агонии, так как на ее груди расплывается кровавое пятно, а напротив сердца зияет отверстие.
Актер держит в руке еще дымящийся пистолет. Он с отвращением смотрит на дело своих рук. Когда мы показываемся в дверях, он роняет револьвер и бежит в ванную, где его начинает рвать.
— Не подходить! — приказываю я.
Все останавливаются, за исключением Берю, который умудряется обсыпать трупы мукой.
Обойдя их, я направляюсь к Бордо, который стоит на коленях перед унитазом, словно араб на молитве во время рамадана.
— У вас, как в галерее Лафайет, — говорю я ему, — всегда происходит что-то необыкновенное.
— Тут не было выбора: либо я, либо они.
— Как так?
— Он ворвался в мою комнату с револьвером в руке. Видимо, во время суеты они где-то спрятались.
Он говорит, как мотоцикл, мотор которого забарахлил. Его речь прерывается икотой и рвотой. После чего наступает молчание.
— Вы говорите: “с револьверами”?
— А разве вы не видели у них оружия?
Я снова подхожу к убитым, и, вглядевшись внимательнее, вижу, что у обоих в руках все еще зажато оружие.
— Но ведь ваш кольт был пуст, когда вы его взяли!
— Я вспомнил, где прятал патроны, и зарядил ими револьвер. И оказался прав.
— Кто эти люди?
— Я их не знаю.
— Вы раньше их никогда не видели?
— Нет.
— Каким образом они проникли в дом?
— Откуда мне знать? Может быть, под видом журналистов? Было столько народу…
— А вы отлично стреляете.
— Я достаточно практиковался для съемок, да и в начале карьеры пришлось поупражняться.
Не успевает он договорить, как наступает реакция. Его бьет крупная дрожь, он начинает кататься по полу, испуская страшные вопли. Великий артист похож сейчас на несмышленого ребенка: он бьет ногами по полу и зовет на помощь мамочку (не знаю, жива ли еще она и может ли его слышать).
Прибегаю к помощи женщин, которые лучше справляются с неврастениками.
Несколько минут, спустя
— Нашел что-нибудь у них? — спрашиваю я Берю.
— У мека был кастет в кармане, а у девки — сумочка, которую я нашел в гардеробной. Вот и весь улов. Угощайся!
Рядом в комнате продолжает вопить Кри-Кри. Бедняга совсем тронулся. Он кричит, что жизнь его кончена, что окружен зловещими призраками. По правде говоря, второе июня для него проходит бурно.
Сколько всего! Драка, ранение, взрыв и, наконец, убийство в целях самозащиты. Слишком много для одного человека. Не надо забывать и о полицейской волоките, которая вскорости его ожидает.