Можжевеловый Холм

Перри Девни

— Мы уезжаем. Садись в машину.

Настала очередь Мемфис моргать.

— Ты подписала договор о не конкуренции, — заявил ее отец.

— К чему ты клонишь? — она скрестила руки на груди.

— Ты работаешь в отеле.

— Так вот о чём ты беспокоишься, папа? Что я поделюсь секретами компании? Я горничная. А Куинси, штат Монтана, не совсем подходит для строительства отеля «Уорд».

— Я могу подать на тебя в суд.

Этот ублюдок действительно угрожал засудить собственную дочь?

— Засуди меня, — Мемфис пожала

плечами. — Не конкуренция не имеет юридической силы в Монтане. Да, я проверяла. Я также не нарушила условия соглашения о неразглашении, поделившись конфиденциальной информацией отеля «Уорд». Но засуди меня. Если ты хочешь разорвать наши и без того хрупкие отношений, засуди. В крайне маловероятном случае, если судья примет решение против меня, тогда ты получишь двадцать долларов от моего имени. Я буду драить ванные и заправлять кровати, пока не заработаю еще двадцать. Но угрожать мне, приказывать мне, не сработало в Нью-Йорке. И уж точно не сработает здесь.

Это была моя девочка. Это был пожар. Мне потребовалась каждый грамм самообладания, чтобы промолчать, но ей не нужно было, чтобы я вступался за нее. Я бы вступился, если бы пришлось, но в её глаза закралась решимость. Как будто она получила шанс сказать то, что копилось в её голове месяцами.

— У тебя есть тридцать секунд, чтобы погрузить ребёнка и сесть в машину.

— Или что?

— Или ты узнаешь от наших адвокатов.

Мемфис покачала головой.

— Почему вы на самом деле здесь? Зачем вы звонили? Что вам от меня нужно?

Её отец распрямился.

— Ты моя дочь. Есть вещи, которые нужно обсудить. Наедине, — глаза мужчины переместились на меня. Возможно, он сразу понял, что я не из тех, кого можно запугать, но его взгляд не задержался на мне надолго.

— Мне нечего с вами обсуждать. — Мемфис скрестила руки на груди.

Он потянулся к ней, обхватив её за локоть.

И вот тогда я разозлился по-настоящему.

Я схватил этого ублюдка за запястье и отшвырнул его.

— Вы нарушаете границы. Убирайтесь на хрен с моей территории.

— Ты не имеешь права голоса, — он высвободил руку, потянувшись к Мемфис.

— Ещё раз тронешь её, и никто не найдёт твоё тело.

Мать ахнула. Отец побледнел, едва заметно, но этого было достаточно.

Не говоря ни слова, я схватил Мемфис за руку и пронесся мимо них, идя так быстро, что ей приходилось переходить на бег трусцой каждые несколько шагов, чтобы не отстать.

Таймер духовки пищал, когда мы вошли внутрь. Я передал Дрейка, пинком закрыл дверь и направился к духовке, вынимая киш. Края корочки не подгорели, но были слишком темными.

Я оперся руками о раковину, глядя в окно, как ее родители забираются в машину и исчезают.

— Мемфис…

Когда я повернулся, она стояла у ближайшего к двери окна, её глаза были прикованы к дороге. По её лицу текли слезы, и она так крепко держала Дрейка, что он начал извиваться.

— Мемфис, — я подошёл

к окнам и потянулся к Дрейку. Но она не отпустила его. — Отдай мне ребенка, милая.

Она покачала головой.

— Я держу его.

— Я просто положу его, чтобы мы могли поговорить.

Ей потребовалось мгновение, но в конце концов она отпустила его, чтобы я мог расстелить одеяло и уложить его играть. Затем я вернулся к окну и обнял её.

— Почему они не забудут меня? — прошептала она. Боли в её голосе было достаточно, чтобы я возненавидел их, а ведь я даже не знал их имён.

— Потому что тебя трудно забыть.

— Я ненавижу то, что плачу, — её голос надломился.

— Почему?

— Потому что после всего, что они со мной сделали, мне должно быть всё равно. Но мне не всё равно, — у неё вырвался всхлип. — На мгновение, когда я увидела, как они подъехали, я подумала… может быть, они приехали извиниться. Может быть, они пришли обнять меня и сказать, что скучали по мне. И я была так рада их видеть, потому что, хорошо это или плохо, но они мои родители. Но им всё равно. Почему они не заботятся обо мне?

Она начала крениться вперед, и, если бы я не держал ее, она бы рухнула на пол. Поэтому я повернул её в своих объятиях и крепко держал, позволяя ей плакать в мою футболку. Когда она наконец успокоилась, она выпрямилась, и выражение её лица было душераздирающим.

Она выглядела ещё более избитой, чем в день приезда.

— Они даже не спросили о Дрейке, — её подбородок дрожал. — Они даже не спросили, как его зовут.

— Мне жаль, — большим пальцем я поймал слезу. — Мне так жаль.

— Они уродливы, не так ли? — Мемфис отошла и подошла к Дрейку, опустившись на колени рядом с ним. Затем она взяла его за руку, черпая утешение в его крошечных пальцах. — Они нам не нужны, правда?

Нет, не нужны.

— Я забыла его подгузники, — её плечи опустились.

— Я схожу за ними.

— Я могу.

— Нет. Ты остаешься, — я был слишком зол, чтобы оставаться на месте, и мне нужно было успокоиться, прежде чем мы с Мемфис начнём разговор.

Я прошёл в лофт, в воздухе витал аромат мыла Мемфис. На стойке стояла пустая корзина для белья, поэтому я подхватил её и наполнил до краёв. Подгузники. Детская смесь. Шампунь. Одежда. Если мне придётся переносить её вещи к себе по одной корзине для белья за раз, то так тому и быть.

Когда я добрался до дома, Мемфис перебралась в гостиную. Дрейк сосал бутылочку, а она свернулась калачиком в углу дивана, вжавшись в подушки.

Нахер этих людей.

— Как их зовут? — спросил я, поставив корзину на пол и заняв место рядом с ней. — Твои родители. Как их зовут?

— Зачем тебе это знать?

— Чтобы, когда я проклинаю их, мысленно или вслух, я мог быть точным.

Она грустно улыбнулась мне.

— Беатрис и Виктор.

Нахер Беатрис и Виктора.