Mr. and Mrs. Mikaelson
Шрифт:
— Мисисс Майклсон - голос Жаслин звучит твёрдо и уверенно. — Ваши чулки...
Жаслин замолкает, при взгляде Кетрин, который пугает. Кетрин понимает, что глупо было забыть о чулках, и Жаслин явно хотела сказать : — Ваши чулки словно у шлюхи с борделя. Но, Кетрин и сама знала это.
— О, ночью я позволю Элайджи стянуть их зубами, - никакой неуверенности или страха, в голосе.
Она определённо лучшая из тех двух тысяч женщин что могли бы быть на её мести, работая в конторе правительста. Но, она лучшей киллер, и сказать подобное соседским женщинам для Пирс было своего рода развлечением.
— Кетрин, возьми Филла, а я принесу нам
— Оу, какой милый, - шепчет Пирс, когда малыш своей маленькой ручной касается ее лица.
Секунда и вот наконец она решается посмотреть в глаза младенца, и к удивлению Пирс он улыбается ей.
— Дети чувствуют добро и ты определенно ему нравишься, - восклицает Веннис.
Кетрин не думала о материнстве. Она занята скорее правительственными заказами нежели мыслями о малыше, смесях, бессонных ночах, памперсах. Но, именно в этот момент она задумалась о перспективе материнства. Ей безумно захотелось, чтобы в их с Элайджей гостиной бегал малыш. Не просто малыш, а точная копия своего отца. Бегал, и называл ее мамой, а Элайджу папой. Безусловно, Кетрин не нужен был никто другой. Только Элайджа.Только он. Только самый лучший. Только ему отдала свою душу. Только с ним она спокойна и верит в будущее.
Теперь она ожидала чего угодно, но увиденное всё же поразило ее. Элайджа замер на пороге комнаты и наблюдал за улыбающейся женой с ребенком на руках. В ее глазах он увидел надежду на то, что возможно она станет матерью.
Только тогда Элайджа задумался, почему же у них до сих пор нет детей? Но, ответ на этот вопрос он знает. Такой как он возможно не достоин счастья отцовства. Элайджа считает, что она будет отличной матерью. Он хотел, чтобы у них была дочь, он и не представлял ребенка от другой женщины. Только Катерина. У их дочери будут такие же красивые локоны, как у матери, а по утрам она будет целовать его в щеку, как обычно делает Пирс, а Элайджа будет кружить ее, на их кухне. Именно имея дочь, можно понять женщину. Дочь учит мужчину понимать женщину. Ее капризы и настроения. Элайджа Майклсон считал именно так. Элайджа всегда мечтал о дочери. Лучшей из лучших, как ее мать, и он был готов отдать все.
Их взгляды встречаются, и для них словно застыли часы, теперь они винят друг друга в том, что упустили свое счастье. Они счастливы? Нет. Счастье было кратковременным и быстротечным. Кто виноват в том, что упустили свое счастье. Они сами или те, на которых они работают. На сердце Элайджи словно таит лед, и он винит себя. Только себя. Считает себя идиотом, что за эти долгие годы он упустил счастье и обратил его в пыль или пепел.
На сердце Кетрин боль, и она винит себя, считая, что она отдала свою душу этому мужчину, и он достоин счастья. Он не сможет обрести счастье рядом с ней. Кетрин клялась в то, что сделает этого мужчину счастливым. Она винит только себя и контору на которую она работает. Кетрин не сможет уйти просто так, ведь расплата смерть. Счастье обратилось в прах. Кетрин больше не верит в чудеса. В чудеса верят только дети, а она живет реальностью, в которой нет места чудесам.
Их взгляды встречаются, и для них словно застыли часы, теперь они винят друг друга в том, что упустили свое счастье. Они могли стать счастливыми. Они были счастливы. Но, если будет нужно уметь, чтобы вернуть счастья, то они готовы отдать свои жизни. Кто не любил, тому не понять, что
Всего секунду, но для них словно застыли часы.
========== Глава VII. Мистер Майклсон. ==========
— Так... значит Вы решились вновь прийти ко мне один, Мистер Майклсон, - спрашивает психолог.
— Знаете, это странно, что я решил прийти. Или нет. Не знаю. Вероятно, я слишком запутался, - вздыхает Майклсон.
— Вы думаете, что проблема в жене или вас?
– задает вопрос психолог.
— Скорее во мне, но вчера я хотел убить сковородкой из-за ужасных штор, это нормально, Мистер Вильямс?
– шепчет Элайджа заключая руки в замок.
Вчера. Дом Кетрин и Элайджи.*
Элайджа возвращается домой ровно в семь, и застает свою жену стоящую на крае стула с высокой спинкой. Кетрин чувствует себя превосходно и не боится упасть, а Элайджа даже не обращает внимание на ее альпийские способности. Кетрин поправляет тяжелую ткань штор.
— Сейчас будем ужинать, и я приготовила твое любимое мясо, - улыбается Кетрин ловко спускаясь вниз. — Представляешь, ухватила эти прекрасные шторы у какой-то толстой неуверенной в себе домохозяйки. Теперь поменяем обивку дивана, и Ребекка обещала помочь мне с выбором персицкого ковра. Ковер обязательно будут персицкий. Что скажешь, любимый?
— Можно оставить старые шторы и ничего менять не придётся, - шепчет Элайджа целуя ее в лоб.
— Если не нравится, можно вернуть, - соглашается Кетрин обнимая его.
— Прекрасно, - заявляет тот. — Мне не нравится.
— Привыкнешь, - и теперь Кетрин ухмыляется, ведь она знает, что Элайджа сделает все, чтобы она была счастлива. — Откроешь бутылочку своего любимого вина?
— С радостью, Катерина, - Элайджа приобнимает жену ведя ее в кухню.
— Вы думаете, что подобные проблемы присуще только вашей семье, но в реальности с ними сталкивается каждая вторая супружеская пара, после пяти лет супружеской жизни, - поясняет психолог. — Расскажите, Мистер Майклсон, о себе.
— Я инженер в строительной фирме, и переехал сюда, ради своей жены, которую я очень люблю, - начинает Элайджа. — Мы купили дом, и я считал, что мы можем быть счастливы. Она заставила меня жить. Она вернула мне желание жить.
И, так, Элайджа Майклсон сын одного из богатейших людей в Новом Орлеане. Майклсон получил прекрасное образования, и надеялся на карьеру в фирме отца, и места главы компании после смерти Майкла, ведь Финн отказался от бизнеса, а Никлауса, которого Майкл считал самодуром, он не мог доверить фирму. Элайджа Майклсон тогда еще был молод и любил. Любил девушку по имении Татия, а она любила его. Тогда он думал, что у них вся жизнь впереди и она будет рядом с ним. Всегда и Навсегда. Но, был еще один человек, который любил Татию сильнее Элайджи, и этим человеком был Никлаус, которого она отвергла.
Всегда и Навсегда не вышло. В ту ночь Элайджа и Татия сидели в парке Нового Орлеана. В ту ночь на руках Элайджи была ее кровь. В ее стреляли по его вине. Она умерла на его руках. И, лучше бы тогда умер он. Год. Год Элайджа скорбил о ней, и если Элайджа скорбил не тая и не прячась, то Клаус скорбил в тайне. В тайне ростя в своем сердце семя ненависти к брату.
Но, скорбь окончилась, когда его друг сообщил, что все причастные к тому покушению на Элайджу и смерти Татии мертвы. Элайджа уже не верил в любовь. Любовь и боль утраты взаимосвязаны.