Мрачново
Шрифт:
Но Агата уже не слушала экоактивистку, до её ушей донесся хруст ломающихся веток и чавканье. Взгляд её так же устремился в сторону лабиринта из кустов. А вскоре и сама она направилась туда.
Лизавета и Ядвига посеменили следом.
— Так-так, — произнесла Агата, глядя, как гигантская росянка треплет живую изгородь. — А где, говорите, луковицы взяли? Уж не в шкатулке ли с пентаграммой?
Лизавета нахмурилась, пожевала губы.
— Я-то ж думала, тюльпанчики там вырастут, нарциссы… Кто ж знал-то, что оно… вот такое будет, —
— А я говорила, что природу беречь надо, — вновь завела свою песню Ядвига. — Когда человек природу не бережёт, она взбунтоваться может. Сколько можно терпеть? Этого стоило ожидать. Потравили всё химикатами и этой своей… — она сдвинула брови, пытаясь припомнить нужное слово, — радиостанцией! Теперь получите мутантов зеленокожих. И это они ещё не поспели! А потом… — девушка замолчала на полуслове, так и не придумав, что же будет потом. Но так даже страшнее.
— Вот же горе-огородники, — вздохнула Агата и подошла к садово-огородному чуду совсем близко.
Лизавета даже зажмурилась, ожидая, что зелёный монстр сейчас Агату проглотит. Черепушкина тоже насторожилась, готовясь бежать от чуда природы по первому же сигналу. Но Агата вдруг ласково погладила монстра по шипастой голове. Чудище огородное даже наклонилось, подставляя колючки под когтистую руку Карловны, и довольно заурчало.
— Потерпи, маленький, — произнесла она. — Сейчас тебя накормим… Семё-ё-ён! Ты где?
«Маленький? — подумала Лизавета. — Это что ж, он ещё расти будет?»
А Ядвига только глаза округлила. На раз может садовника и хватит, а где потом брать?
С криками она бегом рванула к дому.
— Семё-ё-ён! Подави восстание овощей! — кричала девушка. — Началось! Страшная месть природы! Спасайся, кто может, но если повезёт, первый же её монстр тобой и подавится! Исполни предназначение! Ответь за карму всего человечества!
Не ожидал садовник такой засады. Но хозяйка, как и в студии, не спрашивала. Работа есть работа.
Долго смотрела Агата то на внучку, то на правнучку, то на чудище зелёное, что закусывало её единственным садовником, а чавкало так, как будто позавтракало целой дивизией.
— Нет, ну где его манеры? — наконец спросила Агата и потянулась к телефону.
Появились вопросы к одному из клиентов. Пожалуй, самому рогатому за последнее время, но успешно те рога скрывающему.
— Алё, Сатана? — начала разговор Агата на деловой ноте. — Что же ты не сказал, что первое явление начнётся с моей изгороди? Это, смею заверить, напрямую позволяет мне повысить стоимость следующих курсов. Так что во вторник возьми с собой побольше наличности… Что ж, если помимо Конца Света больше ничего нового не предвещается, то во вторник жду как обычно… Нет, минералку свою возьми.
Глава 22
Поймать колобка
Адовы-старшие, не зная ни о пожаре в
— Я вот не понимаю сказку про колобка, — признался оборотень. — Почему он от всех уходил? Типа, как ни ставь круглого, он всё равно куда-нибудь укатится? Да я его даже подпирал!
— А чего тут понимать? Это сказка про взросление. Наш колобок уже взрослый и пока не протух, всячески себя проявляет по жизни, — с умным видом объяснила вампирэсса.
— Это как? — хлебобулочные изделия с взрослением Михаэль никак не мог связать.
— Да так! Заяц у него был этапом социализации в общество. Волк проявлял себя работой. А медведь ассоциировался с бытовыми трудностями.
— А чего сразу медведь то? — возмутился Михаэль. — Не такой уж я и трудный. Нет, ну, в детстве, может, был трудным ребёнком. Так у нас, оборотней, простых не бывает. Но я уже подростковые кризисы давно перерос. К тому же там и лиса была!
— Лиса — это женщина, — тут же не растерялась вампирэсса. — А с женщинами всегда сложности. И если у колобка не было колобкини, то я не удивляюсь, почему он к нам в одном чугунке прилетел, не стриженный и похожий на перебродившие дрожжи. Одинокие мужчины всегда так выглядят.
— Погоди, Блодь, а родители-то зачем хотели его сожрать? Такие голодные были? Есть им было нечего? Тяжёлые времена в истории?
Вампирэсса вдруг появилась из-за дерева и зыркнула красными глазами:
— Гиперопека и нежелание принимать ребёнка как личность убивают колобков так же верно, как желание одного медведя заставить его петь, когда тот не хочет.
— Хочешь сказать, мне не стоило давить на него? — виновато произнёс Михаэль.
— Не стоило, — кивнула вампирэсса. — Вот, чтобы повидло не полезло, он и слинял.
С новообретённым конечностями укатываться Чёпе оказалось не очень удобно. Руки всё время цеплялись за траву и кустарники. С непривычки они немного мешали, но в то же время колобок умудрялся отталкиваться ладошками от земли и высоко подпрыгивать, созерцая округу. Этот процесс так увлёк его, что он даже о погони в виде оборотня позабыл. Скакать ему понравилось даже больше, чем кататься до головокружения.
Пальцы Чёпы вдруг ухватила что-то мягкое. И это мягкое вдруг заверещало нечеловеческим голосом:
— Вторжение! Это вторжение!
Человек речь суслика бы не разобрал, а вот Чёпа мог бы всё понять, так как в нём по сусекам наскребли одинаково пыли и от людей, и от животных, и от всего прочего. Иногда он даже подозревал, что в нём есть и мышиные какашки. Уж очень характер сложный. Но слышать — ещё не значит понимать.
Однако колобку понравилось слово «вторжение». На него сразу рифмованный ответ в голову пришёл.