Мрачный Жнец

Пратчетт Терри Дэвид Джон

— «Вставай Живыми Заклейменный», — перебил его господин Башмак. — То был один из моих первых вариантов.

— Я не есть виновата в том, что ты сыграть в гроб, — холодно произнесла Дорин. — Один, два, три дня проходить, а ты все не шевелиться и не шевелиться…

— Жрецы, мягко говоря, были в шоке… — сказал Артур.

— Ха! Жрецы! — воскликнул господин Башмак. — Всегда одно и то же. Постоянно твердят о жизни после смерти, а попробуй воскресни — радости на их лицах ты не увидишь!

— Жрецов я тоже не люблю, — сказал голос из-под стула.

Сдумс задумался,

слышит ли этот голос еще кто-нибудь, кроме него.

— Никогда не забуду выражение рожи его преподобия Благолепса, — мрачно произнес Артур. — Тридцать лет ходил в тот храм, пользовался уважением в обществе. А сейчас при одной только мысли о том, чтобы войти в это религиозное учреждение, у меня болит нога.

— Все есть правильно. Вряд ли стоит говорить то, что ты тогда сказать, когда откинуть крышку гроба, — строго указала Дорин. — Он есть священнослужитель. Они не должны знать такие дурные слова.

— А мне тот храм нравился, — с тоской произнес Артур. — Было чем заняться по средам.

— А вы вампиресса, госпожа Под… прошу прощения… графиня Упырито? — вежливо спросил Сдумс.

Графиня улыбнулась:

— Представляйте себе, да.

— По мужу, — хмуро пояснил Артур.

— А это возможно? — поинтересовался Сдумс. — Я всегда думал, что надо укусить.

Из-под стула раздалось гнусное хихиканье.

— Честно говоря, не понимаю, почему я должен вдруг кусать ту, рядом с которой провел тридцать лет супружеской жизни, — сказал граф.

— Каждая женщина есть всегда делить с мужем его увлечения, — важно ответила Дорин. — Это то, что делать брак интересным.

— Кому нужен интересный брак? Лично я никогда не говорил, что мне нужен интересный брак. В этом беда всех современных людей. Они считают, что супружеская жизнь может быть интересной. К тому же увлечения здесь ни при чем, — простонал Артур. — Вампирство не такое уж веселое занятие, вопреки распространенному мнению. На улицу днем не выйдешь, чеснок есть нельзя, а бриться теперь — сущая каторга…

— Почему? Ведь, по-моему… — начал было Сдумс.

— Здесь все дело в зеркалах. Я в них не отражаюсь, — перебил его Артур. — Думал, хоть превращение в летучую мышь будет интересным, но местные совы — такие сволочи. Ну а что касается… ну, ты понимаешь… кровь там и так далее… — Артур внезапно замолчал.

— Артур всегда трудно ладить с людьми, — пояснила Дорин.

— Но самое плохое — постоянно приходится носить фрак, — продолжил Артур, искоса взглянув на Дорин. — Хотя я считаю, что особой необходимости в нем нет.

— То есть поддержание традиций, — твердо заявила Дорин, которая, очевидно, решила дополнить фрак Артура нарядом, который она посчитала уместным для вампирессы, а именно: черное облегающее платье, длинные черные волосы, зачесанные назад, и мертвенно-бледный грим на лице.

Правда, от природы графиня была маленькой, пухлой, с курчавыми волосами и здоровым цветом лица. И природа брала свое.

— Лежал бы себе в гробу и лежал… — с тоской пробормотал Артур.

— О нет! — вмешался в разговор господин Башмак. — Это слишком простой выход. Движению нужны такие люди, как

вы, Артур. Мы должны подать людям пример. Помните наш девиз?

— Который из них, Редж? — устало произнес Волкофф. — У нас их так много.

— «Мы мертвы, но дух наш живет!» — напомнил Редж.

— Понимаешь, на самом деле намерения у него самые добрые, — пояснил Волкофф, когда встреча закончилась.

Он и Сдумс шли сквозь серый свет рассвета. Чета Упырито ушла раньше, чтобы успеть домой до восхода солнца, а господин Башмак сказал, что ему еще нужно произнести речь на митинге, и срочно отбыл в неизвестном направлении.

— Он постоянно ходит на кладбище за Храмом Мелких Богов и начинает там орать, — объяснял Волкофф. — Называет это подъемом самосознания, но, как мне кажется, сам в этом сомневается.

— А кто был под стулом? — спросил Сдумс.

— Шлеппель, — ответил Волкофф. — Нам кажется, он относится к страшилам.

— А страшилы тоже умертвия?

— Он не говорит.

— И вы никогда его не видели? Я всегда считал, что страшилы прячутся под чем-нибудь или за чем-нибудь, чтобы потом выпрыгнуть оттуда на ничего не подозревающего человека.

— Прятаться он умеет. Но вот с выпрыгиванием у него не очень. Нам он не показывался.

Сдумс обдумал услышанное. Страшила, страдающий боязнью открытых пространств… М-да, полный набор.

— Странно все это, — рассеяно заметил он.

— Мы ходим в клуб только для того, чтобы доставить Реджу удовольствие, — пояснил Волкофф. — Дорин говорит, что, если мы перестанем там появляться, у него не выдержит сердце. Но знаешь, что самое плохое?

— Ну?

— Иногда он приносит гитару и заставляет нас петь песни типа «Улицы Анк-Морпорка» и «Мы все преодолеем». [12] Это просто ужасно.

— Что, петь не умеет? — спросил Сдумс.

— Петь? Пение здесь ни при чем. Ты когда-нибудь видел зомби, пытающегося играть на гитаре? Особенно стыдно помогать ему искать отвалившиеся пальцы. — Волкофф вздохнул. — Кстати, сестра Друлль — кладбищенская воровка. Если будет предлагать пирожки с мясом, лучше откажись.

12

Песня, которая существует буквально на всех языках и во всех мирах множественной вселенной. Причем ее всегда поют одни и те же люди, а именно те, которым, когда они вырастут, будет петь «Мы все преодолеем» следующее поколение.

Сдумс с трудом вспомнил стеснительную старушку в бесформенном сером платье.

— О боги, неужели ты хочешь сказать, что она делает их из человеческого мяса?

— Что? Нет. Она просто очень плохо готовит.

— О.

— А брат Банши, возможно, является единственным в мире привидением-плакальщиком с дефектом речи, поэтому, вместо того чтобы сидеть на крышах и кричать о том, когда люди должны умереть, он пишет им записки и подсовывает под двери…

Сдумс вспомнил вытянутое печальное лицо: