Мрак
Шрифт:
— Эк его разбирает, — вздохнул он. — Зверь!.. Не могет удержаться. Но ты ж не зверь, Светлана! Ты человек. Правда, любой человек — это зверь до пояса, как говорят волхвы, но мы-то знаем, что на самом деле он зверь до кончиков ушей. Только и того, что говорить насобачился. Но все равно грызется со всеми и гавкает. Но мы, цари, мы не звери. Все чувства наши — в тряпочке.
— Дядя!
— Милая моя... Разве не видишь, что без твоей жертвы наша Куявия рухнет? Ты ее уже спасла однажды. Спаси еще! Мрак разговаривал с Хозяйкой без страха. От дурости или невежества... или еще почему,
— Почему?
— Не знаю, — ответил он ошеломленно. — Или ценит выше, чем мы, или же в самом деле стоит больше, чем выглядит. Но для нас важнее другое. Человек, с которым Хозяйка разговаривает на равных, может остановить Волка! Но кто захочет за просто так? А ради такой жены...
После долгого молчания Мрак услышал за спиной раздавленный голос Светланы:
— Ладно, дядя. Ради спасения страны...
Не оборачиваясь, он вышел и жалко потрусил по коридору. Хвост его волочился во земле. Во рту была горечь, будто наглотался желчи.
Глава 28
Он заблудился в подземелье. В голове стоял гул, мышцы стонали от боли. Он бесцельно стукался головой о камни, по морде уже бежала кровь. Дважды черная пелена застилала глаза. Очнувшись, он находил себя распростертым на каменном полу, а один раз в чувство привела холодная вода, когда упал поперек подземного ручья.
Не доживу до первого снега, мелькнула мысль. Ощутил облегчение, ведь эту боль можно оборвать прямо сейчас. Либо броситься на меч, либо просто разогнаться и грянуться головой о стену!
Странно ободренный, он наконец отыскал выход. Правда, не в свою комнату, а в помещение для челяди на первом поверхе. Гм, если выйдет голым, то трудно пройти незамеченным. Ругнулся, чувствуя как от сердечной боли не работает голова. Никто не заставляет идти голым... человеком, когда можно голым волком.
Правда, у своей двери пришлось потоптаться. Волчьими лапами открыть запоры было не просто, да и народ постоянно шныряет. К свадьбе готовятся!
Он снова ощутил такую боль, что в глазах потемнело. Но к счастью, вокруг опустело, поспешно перекинулся в человека, открыл дверь и прокользнул в комнату. Издалека донесся удивленный возглас.
Начал одеваться, но руки перестали двигаться, и он снова рухнул на пол. Боль была острой, словно ножом медленно распарывали грудь и живот, резали жилы.
Когда в дверь постучали, он не ответил. Постучали снова, и дверь с грохотом распахнулась. Ввалились двое гридней с топорами в руках, за ними шел злой Ховрах.
— Что надо? — прорычал Мрак.
Он чувствовал, что страшен обликом, и стражи попятились. Один промямлил, защищаясь:
— Нам сказали, что огромный волк... ага, волк к тебе пролез!
— Сам запоры отодвинул, — добавил второй торопливо.
А Ховрах заорал, не давая Мраку раскрыть рот:
— Дурачье! Сами знаете, что именно вам надо есть, а не вино пить! После первого кувшина уже мерещится! Что за народ пошел такой слабый? Где этот волк?
— Но нам сказали... — пролепетал первый.
— Дурачье тоже, — изрек Ховрах. — Да и влез бы, ну и что? Может, похмелиться
Он обхватил их за плечи и вытолкал, подмигнув через плечо Мраку. Рожа Ховраха была красная, потная и довольная. Мрак остался без чувств, без мыслей и без сил, и уже думал что умер, но когда боль стала совсем невыносимой, понял, что жив. Мертвые боли не знают. Если болит, то жив. Если болит душа, значит, есть.
Хватаясь за стены, опустился в нижние палаты. Еще издали услышал запах мужского пота, кожи, масла для смазки оружия, а вскоре донеслись грубые голоса гридней, хохот, скрип лавок и столов.
Он остановился на пороге. Палата прыгала в такт биению сердца, а шум крови в ушах заглушал пьяные вопли. Дружина заканчивала обед, отроки уносили пустые миски, расставляли кубки с брагой, вином, пивом. Ховрах высился во главе стола, держал не кубок или чашу, а кувшин, горланил песню.
С появлением Мрака говор оборвался, Ховрах тоже умолк. Все повернули головы к Мраку. Взгляды были оценивающие, опасливые и даже враждебные. Пришелец появился во дворце слишком внезапно, разом оказался близок к вожаку разбойников и даже Хозяйке Медной горы. И непонятно, что еще от него можно ждать в их простом и понятном мире.
Мрак тяжело прошел к столу Ховраха, рухнул на лавку. Ховрах рассматривал его с превеликим удивлением:
— Эй, почему у тебя две головы?
— А чем двухголовый хуже безголовых?
Ховрах кивнул отроку, тот примчался с новым кувшином и кубком. Ховрах наполнил, заявил гордо:
— Эй вы, безголовые! Да знаете ли, что это я направил сего витязя в волчьей шкуре на верный след?
Кто-то спросил ехидно:
— А что ж ты сам не привел царя?
— Я похож на дурака? — обиделся Ховрах. — Стану я портки рвать по скалам, когда в корчме тридцать бочек вина, сорок бочек хмельного меда, сорок бочек пива, а еще толпа спелых как репки девок! И все ждут, чтобы я обратил внимание!
Он придвинул Мраку полный кубок. Мрак отхлебнул, не ощутив вкуса, во рту как на пожарище, сказал хриплым, не своим голосом:
— Есть важное задание. И как раз такое, что сам захочешь выполнить.
— Я? — изумился Ховрах. Он захохотал. — Сам?
— Еще и проситься будешь, — заверил Мрак. Он понизил голос. — В горах бесчинствует отряд Гонты. Ты слыхивал, разбойники. Только и делают, что грабят, пьют да дерутся. На той неделе, я слышал от него самого, разграбили винный подвал одного знатного боярина. Мне нужен человек, чтобы отвез бы им весточку...
Ховрах подумал, спросил с осторожностью:
— А велик был подвал?
— До конца лета будут пить — не просохнут, — заверил Мрак. — Но там особо задерживаться не стоит. Надо еще в одно место. И быстро.
В глазах Ховраха было выражение, что ежели и доберется до разбойников, то до конца лета не выберется. Разве что поможет справиться с запасами раньше.
— А исчо куды? — спросил он.
— К Медее, царице поляниц. Отвезешь ей пару слов от меня. Там кроме вина еще и тыщи молодых баб. Они мужиков раз в году лишь по весне видят. Там ты меня и дождешься.