Мраморная муха
Шрифт:
Пафос
Слово "народ" было репрессировано много раньше, чем отдельные его представители, а когда реабилитировали, упоминали вкупе с партией и никогда отдельно - ни-ни, нельзя, невозможно-с, народ и партия едины.
Тридцать седьмой год многие евреи восприняли как антисемитский - не будем забывать этого. И именно в этом году Мандельштам написал Оду НР 2 - напомнил о себе.
Герштейн: "О.Э. с большим пафосом читал забегавшим на огонёк знакомым это славословие Сталину.
Слушатели,
Пейзаж
Как-то Мандельштам съездил на Беломорский канал. Прошвырнулся, как говорится. В своё удовольствие.
Надежда Мандельштам: "Стихи О.М. о канале никого бы не удовлетворили: он сумел выжать из себя только пейзаж". И потому "этот стишок я бросила в печку".
Ода НР 2 избежала подобной участи: там был не только пейзаж, но и главный герой.
Чёрненькие и беленькие
Вся книга Надежды Мандельштам пересыпана "Васями". Надо понимать, это типичное чекистское имя. "К 34 году мы <Н.Я. и Ахматова> ещё не придумали слово "Вася".
И вдруг - "мы внезапно заметили, что исчезли "чёрненькие", сменившиеся "беленькими".
Началась амнистия. Грязненькие самоуничтожились, стали ненужными, понадобились чистенькие, беленькие.
Кончилось ваше время...
"Своих забирают!" - сожалела Лида Багрицкая. Вскоре забрали и её.
Подмена
Надежда Мандельштам посетила родственников мужа.
"Уходя я сказала: "Если вам ночью подменят большевиков фашистами, вы даже не заметите".
Это у неё такое пожелание "покойной ночи".
2. Римляне
Верность четвёртому сословию... четвёртая проза... четвёртый Рим...
Играй же на разрыв аорты с кошачьей головой во рту. Три Рима было, ты - четвёртый, последний чудный Рим в цвету.
Римляне...
Рокфор
Портрет Надежды Мандельштам кисти Эммы Герштейн впечатляет: у Нади выдающиеся вперёд зубы, огромный рот, крючковатый нос и кривоногость. И ещё - большая отвислая грудь. М-да...
"Семья как будто вырождалась. Между тем психически неполноценной была Аня <сестра Н.Я.>, а Надю мы все считали самой интересной из Хазиных, подпорченной как острый сыр рокфор".
Сплетни
Раньше были сплетни базарные и газетные. Потом появились телевизионные. Теперь мы познакомились с академическими.
Недавно опубликовано наследие Бориса Кузина - того самого, кто дружбой разбудил Осипа Мандельштама, и мы узнали много интересного, например, мысли Надежды Мандельштам о своей закадычной подруге - Эмме Герштейн:
– "В наказание за все ваши грехи вас следовало женить на Эмме, -
– Она - сука";
– "Мама сердится, что приедет Эмма. Она прочла письмо о том, как Эмма соблазнила моего толстого приятеля, и называет её теперь не иначе как "блудница", делая почему-то ударение на "у". Бедная корова - Эмма. Если бы она знала, что попала в такой почётный и недосягаемый для неё разряд!";
– "Про Эмму согласна. Она бесспорная дура. Я всегда сержусь на маму, когда она делит людей по категориям - на умных и глупых. Но для Эммочки надо сделать исключение: она просто священная дура. Это её чин. И притом литературный".
Четвёртая проза
Эмма Герштейн призналась: "пороки эпохи - её <Н.Я.> пороки", (а пороков у эпохи было много), и назвала разнузданной "Вторую книгу". По существу она предприняла попытку превратить трилогию в тетралогию, добавив свою, четвёртую прозу. "Не верь вдове, а верь поэту" - таков её лейтмотив.
Из воспоминаний Эммы Герштейн мы узнаём:
– что в доме Мандельштамов царил культ уродства;
– что "пламенная антисоветчица" хвалила ЛЕФ;
– что симуляцию Мандельштам считал самым эффективным способом политической борьбы; нет, не стимуляцию, а симуляцию; стимуляцией, впрочем, тоже не брезговал;
– что Н.Я. стремилась умалить значение друзей в жизни мужа (надо признать: удачно);
– что первым мужчиной Н.Я. стал случайный человек, а вторым - в тот же день - домашний учитель;
– что она была бисексуальна;
– что О.М. считал Ларису Рейснер гением бестактности, а Н.Я. подражала ей, но уродство сводило на нет все усилия;
– что она была сводней и подкладывала под Эмму своего родного брата;
– что союз с О.М. называла физиологической удачей, более того, всему, что умел в постели поэт, научила она - Надя.
Родниковая вода
Герштейн: "Её жгла непреодолимая потребность говорить на эту тему подробнее. Не прибегая ни к эвфемизмам, ни к "чернокнижию", она вносила в свою беззастенчивую жизнь что-то дополнительно неприятное... Любой мат звучал бы как родниковая вода".
Кровосмешение
Надежда Яковлевна - единственная еврейка в коротком донжуанском списке Осипа. Евреев он ощущал как одну семью, а каждую близость с Н.Я.
– как акт кровосмешения.
Мормон
Ольга Александровна Ваксель, которую Надежда Мандельштам называла Лютиком, была участницей эротических забав супружеской четы Мандельштамов. Она называла О.М. мормоном и с большим одобрением относилась к планам поездки втроём в Париж (вот для чего нужен был паспорт). Увы, поездка не состоялась. Потом Ваксель вышла замуж за норвежца с тем, чтобы там, на чужбине, кончить жизнь самоубийством.