Мразь
Шрифт:
– Ну вот, успели.
– Доносится из коридора его довольный голос, мама что-то тихо отвечает, он смеётся.
– Закрой дверь, дует.
– Голос мамы.
– Я к тебе.
– Голос отца.
Хлопает закрывающаяся дверь в ванную комнату.
– Миллион миллион миллион алых роз.
– Начинает петь папа и его голос теряется за шумом воды из душа.
Я тихо вылезаю из шкафа, крадусь в коридор, шумящий душ надежно скрывает противно скрипнувший паркет. Аккуратно поднимаю крышку стиральной машины, боясь дышать достаю спрятанное и выскальзываю
Мозес.
Потрескивает огонь в камине, я развалился в низком кожаном кресле вытянув ноги к огню и с удовольствием наблюдаю за Ларисой. Она сидит на застеленном медвежьей шкурой полу прислонившись ко второму креслу и потягивая вино наблюдает за разминающим ей стопы Мозесом. На ней снова небрежно накинутый на голое тело и эффектно подчеркивающий её спортивную фигуру шелковый халат. Мы молчим. Она думает о чем-то своем, я пытаюсь прийти в себя после отправившего меня в темноту невыносимого оргазма. Весь электрический свет выключен, тишину освещает только живой огонь: камин и несколько расставленных тут и там свечей.
– Почему ты назвала его Мозесом?
– Спрашиваю я. Нет, мне не интересно это знать, просто Лариса не относится к тем, с кем мне комфортно долго находиться в тишине. Молчание в её присутствии не расслабляет негой покоя и приятности, оно пусто. Не угнетает, нет, лишь холодно и пусто, вот я и наполняю его риторическим, по сути, вопросом.
– Мне показалось, что он похож на Карла Маркса.
– Пожимает плечами она.
– На кого!
– Я начинаю смеяться.
– На Карла Маркса, только без бороды.
– Посмотри на меня.
– Не переставая смеяться приказываю Мозесу, он поднимает голову не прекращая массировать Ларисе ступни. Я прищурившись демонстративно рассматриваю его лицо представляя его в обрамлении густой бороды.
– Действительно, что-то есть. Только почему Мозес, а не Карл?
– Да что-то его антисемитское прозвище вспомнилось.
– Тоже начинает смеяться Лариса.
– Какое?
– Я начинаю беспричинно заходиться гомерическим хохотом.
– Мозес Мордехай Леви.
– Выдыхает она успокаиваясь и вытирая кулачком выступившие слезы. Отмечаю как хмыкает Мозес.
– Да уж.
– Тоже потихоньку успокаиваюсь.
– А тебе не кажется, что евреи сам придумали антисемитов?
– Ich m"ochte ein selbst den thron, - Декламирует Лариса раскачивая в такт бокалом.
– Auf einem riesigen kalten berg,
– Umgeben von der menschlichen angst,
– Wo es d"uster schmerz.
– Неплохо, - изображаю аплодисменты пару раз хлопнув в ладоши, - только я не знаю немецкий.
– Мог бы и по настоящему поаплодировать.
– Морщится она, я изображаю раскаяние.
– Так и быть.
– Принимает игру она:
– Я хочу построить себе трон,
– На огромной холодной горе,
– Окруженной человеческим страхом,
– Где царит мрачная боль.
– Очень жизнерадостные стихи, - усмехаюсь я, - теперь тебе остается добавить, что они принадлежат перу автора «Капитала».
–
– Она пригубливает вино.
– Типа написал в студенческие годы.
– Больше похоже на вирши какого-нибудь воинствующего сатаниста.
– Я тоже пригубливаю вино.
– Самое замечательное в еврейской нации то, что все не евреи считают друг друга евреями.
– Глубокомысленно изрекает она и - Ай! Хватит!
– Лариса раздраженно дрыгает ногой.
– Болван!
– Она снова дрыгает ногой пытаясь ударить прервавшего массаж Мозеса, но не дотягивается.
– Все удовольствие испортил.
– Он сделал тебе больно?
– Спрашиваю я, Лариса морщится и встает.
– Не больно, но неприятно.
– Оставь его мне.
– Сжаливаюсь над сидящим на корточках Мозесом.
– Да пожалуйста!
– Раздраженно фыркает она.
– Иди сюда, - подзываю к себе раба, - мне тоже помни ступни.
– Мозес поднимается, но ко мне не успевает сделать и шага.
– Стой!
– Приказывает Лариса.
– Я тебе нравлюсь.
– Выдвигает она обвинение показывая на его напряженный член. Мозес смущенно молчит. Лариса берет со стола плетку.
– Отвечать!
– Бьет его плеткой по груди, не сильно, лишь обозначив удар.
– Да.
– Буркает он.
– Как я тебя учила отвечать?
– Сквозь зубы цедит она и снова бьет, на этот раз по лицу.
– Да, госпожа.
– Тихо, но разборчиво отвечает Мозес.
– На колени!
– Приказывает она и Мозес послушно опускается на пол.
– Вот так и ходи.
– Умиротворенно сообщает она и толкает его ногой в спину заставляя опуститься на карачки.
– Может отпустишь его наконец заняться моими ногами?
– Интересуюсь я.
– Ползи уж.
– Со вздохом проявляет милость она и изо всех сил лепит плеткой ему по спине. Хмыкает отсутствию результата, трогает связку хвостов из нежнейшей замши, недовольно кривиться, перехватывает их и с размаху опускает на спину Мозеса кожаную, увенчанную большим шишаком ручку плетки. Мозес вскрикивает и дергается вперед.
– Совсем другое дело.
– Довольно кивает Лариса, отбрасывает плетку в сторону и опускается в кресло.
Мы снова молча сидим потягивая вино. Мозес стоя на четвереньках мнет мне ступни, на массаж не похоже, но расслабляет. Лариса наблюдает за его голым задом что-то на нем рассматривая, я полуприкрытыми глазами наблюдаю за ней и пытаюсь опознать тихо, только для фона, играющую музыку.
Звуки виолончели и клавесина обволакивают комнату на грани слышимости, котенком трутся об меня умиротворяя, успокаивая. Кружатся вокруг Ларисы, мне кажется, что они чуть шевелят её халат аккуратно сдувая его, обнажая её плечо. Только к Мозесу они не пристают, лишь крутятся вокруг и отлетают от его грубого тела, такого чуждого тонким винам и классической музыке. А может они просто боятся его содранной плетью на спине кожи и набухшего вокруг синяка.