Мсье Гурджиев
Шрифт:
Можно ли сказать, что «выпускники» «Института» остаются такими же, какими были до поступления в него? Они, безусловно, становятся крепче физически, но теряют в умственном отношении, почти превращаясь в роботов. Они овладевают искусством танца, но утрачивают профессиональные навыки в том, чем занимались раньше. Теряют старые привычки, но приобретают новые, так что, в сущности, ничего в них не меняется во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление.
Должны ли мы видеть в Гурджиеве настоящего мистика, и в самом деле посвященного в эзотерические доктрины Востока? Этого нельзя ни утверждать, ни отрицать, но можно задать себе в этой связи несколько вопросов. Во-первых, стал ли бы Учитель тайной веры декларировать свою истину на всех перекрестках, как это делал Гурджнев? Во-вторых,
В противовес всему этому нужно сказать, что мнение, будто Гурджиев самый обычный шарлатан, не находит ни малейшей поддержки ни у кого, кто был с ним связан. Это человек слишком интересный и необычный, чтобы быть просто жуликом. К тому же налицо весьма своеобразная философия, созданная им вместе с Успенским, и поистине восхитительные танцы, которые мы видели в театре на Елисейских Полях. Нет, грубое предположение, что он шарлатан, совершенно не объясняет феномена Гурджиева, и говорить об этом просто не стоит.
Третья версия утверждает, что Гурджиев страдал манией величия. Он искренне верит в то, что делает, и сможет сделать все, о чем заявляет. Действительно, многие из его заявлений явно абсурдны, в чем можно убедиться, например, ознакомившись с проспектом, распространявшимся в театре на Елисейских Полях. Заявления, содержащиеся в нем, полны явной лжи и обмана:
«Институт» насчитывает не менее пяти тысяч человек (чуть ли не всех национальностей и религий), прибывших из всех стран мира.
Среди основных учреждений «Института» имеется медицинское отделение, производящее химические анализы и экспериментальные психологические исследования, направленные на проверку теорий и положений, которые представляются неточными или неправомерными.
Общая программа деятельности «Института гармоничного развития Человека» включает в себя изучение ритма, искусств и ремесел, а также иностранных языков. Параллельно проводится углубленная работа по изучению взаимодействия человека и космоса на основании источников, почерпнутых как из европейских наук, так и из древней науки Востока. Эти исследования требуют применения новых методов понимания и восприятия действительности. Они расширяют горизонты человеческого мировосприятия.
«Институт» располагает также секцией, занимающейся исправлением функциональных нарушений, присутствующих у пациента и нуждающихся в ликвидации до того, как сможет быть начато гармоничное развитие его личности».
Наконец, в одном из параграфов упоминается о существовании «Институтской газеты», содержащей отчеты обо всех конференциях, дискуссиях и происшествиях, происходивших в «Институте». Спрашивается, как Гурджиев мог себе позволить выдавать подобные фантазии за действительность? Пять тысяч сотрудников можно с уверенностью свести к пятистам. Медицинские службы, химические анализы, экспериментальная психология, равно как и упомянутая газета, неизвестны, мне думается, никому из людей, связанных с «Институтом», включая меня самого. «Углубленная работа по изучению взаимодействия человека и космоса» это чистое пустословие, а «медицинская служба» состоит лишь из нескольких обычных электрических
Я предвижу, что каждая из трех вышеизложенных версий по-прежнему будет иметь своих сторонников. Может быть, ни одна из них не достаточна для понимания этого необычного человека; возможно, следовало бы искать глубже, чтобы уловить мотивы, толкнувшие Гурджиева к созданию «Института гармоничного развития Человека».
Как бы то ни было, факты достаточно любопытны, чтобы объяснить то внимание, которое было к ним привлечено во всех интеллектуальных кругах.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гурджиева посещает Дени Сора. Что он написал для нашей книги тридцать лет спустя. Его рассказ о посещении Гурджиева, опубликованный в «Нувель ревю франсэз» в 1933 году. Оредж преобразился. Пуанкаре видит в Гурджиеве врага номер один для большевиков. Сверхъестественные способности. Стойло Кэтрин Мэнсфилд. Гурджиев-каменщик. Большое интервью. Единственный шанс для женского здоровья. Феерия в авиационном ангаре. Что нужно,чтобы успокоить славного англичанина.
В ПЕРВОЙ части этой книги я опубликовал замечательное исследование, которое Дени Сора любезно согласился написать по моей просьбе о книге Гурджиева «Всё и вся».
Но следует напомнить, что еще в ноябре 1933 года в журнале «Нувель ревю франсэз» он опубликовал очерк о посещении им Авонского Аббатства в 1923 году. Этот очерк, как и рассказ Бекхофера, скрупулезный отчет непредвзятого свидетеля. Однако, прочитав очерк, можно сильно усомниться в симпатии Дени Сора к Гурджиеву и его затее. Поэтому, прежде чем публиковать его, я хочу напомнить некоторые фразы из заключения к исследованию, присланному мне Дени Сора в апреле 1952 года; вы их уже читали:
«Короткое знакомство, бывшее между нами, оставило у меня впечатление, что это была очень сильная личность, озаренная высокой духовностью как нравственного, так и метафизического плана. Под этим я имею в виду следующее: во-первых, мне показалось, что только самые высокие нравственные принципы двигали его поведением; во-вторых, он знал о духовном мире то, что знает мало кто из людей; в-третьих, он действительно был Учителем в сфере ума и духа. Не претендуя на близкое знакомство с Гурджиевым, я испытываю к нему не только большую симпатию, но в какой-то степени и любовь» [12] .
12
Я привожу здесь эту цитату не для того, чтобы уличить Дени Сора в непостоянстве, но чтобы читатель принял во внимание тот факт, что тридцать лет исследований и раздумий могут привести такого человека, как Дени Сора, к «симпатии» и «любви».
Тридцать лет отделяют эти строчки от визита в Аббатство, от единственной встречи с Гурджиевым, рассказ о которой я здесь привожу.
ВИЗИТ К ГУРДЖИЕВУ
ОДНАЖДЫ, субботним утром в феврале 1923 года, Оредж пришел на вокзал Фонтенбло, чтобы встретить меня, прибывающего парижским поездом.
Оредж это верзила из Йоркшира, дальние предки которого были французами отсюда его фамилия. Последние пятнадцать лет он имел большое влияние в английских литературных кругах. Он был владельцем «Ныо эйдж» литературно-политического еженедельника, считавшегося духовным центром английской литературной жизни между 1910 и 1914 годами.
Он мог бы стать одним из крупнейших критиков английской литературы, которая, кстати сказать, чахнет от их отсутствия, воскресая лишь тогда, когда какой-нибудь из великих писателей отправляется к праотцам. Но Оредж продал «Ныо эйдж» и отправился в Фонтенбло. Литература его больше не интересовала.
Меня с первого взгляда поразила перемена в его облике: я помнил его здоровенным толстяком чуть ли не в сто килограммов весом. Теперь навстречу мне шагнул худой, почти тощий субъект с озабоченным лицом. Этот новый Оредж казался выше ростом, его движения были более быстрыми и сильными, он находился в наилучшей физической форме, но выглядел совершенно несчастным.